Он остановился, вдруг увидев перед собой хату Приськи. Окна не светились. Он с облегчением вздохнул. «Может, их дома нет?» – подумал он и торопливо вошел во двор.
Он не помнил, что говорил там и как снова очутился на улице. Только у церкви он снова пришел в себя. Начал припоминать, что с ним произошло. Он смутно вспомнил, как вошел в хату... свет плошки... лицо Приськи – страшное, измученное... глаза Христи, сверкавшие как звезды... Потом... словно земля под ним зашаталась, свет в глазах закружился... он что-то сказал... Что он сказал?... Огонь жег его голову, сердце точно цепом молотило. Он слышал чей-то смех... И вот сейчас он снова очутился у церкви. Не снилось ли ему все это? Был ли он действительно в хате Приськи, видел Христю, сказал то, что велел отец?... Да, да... сказал. Он даже услышал, как произносит эти слова: «Я ей этого не забуду!»
Это воспоминание словно ножом пронзило сердце Федора.
– Что я натворил, каторжный? Что я наделал, проклятый? – крикнул он, схватившись за голову. Слезы ручьем потекли из его глаз. Прислонившись к забору, он начал горько рыдать. Теперь все пропало, все! Теперь ему лучше броситься в прорубь, чем показаться на глаза Христе... Ну, не глупец ли он? Побыл бы где-нибудь час-другой, потом вернулся и сказал отцу: не застал никого дома. Так нет же!.. «Пошел... понесла меня нелегкая, толкнула нечистая сила! И теперь сам растоптал то, что мне было дороже всего на свете... О, проклятый я, проклятый!» Он, схватив себя за голову, неутешно плакал.
В это время Грыцько, лежа на нарах, думал: «Хорошо, что я это придумал. Теперь дурень отучится бегать за этой потаскухой; а если пойдет к ним еще раз – сами прогонят. Хорошо!..» – И Грыцько злорадно усмехнулся.
Федор вернулся домой растрепанный, без шапки.
– Был? – спросил его отец.
Федор понес такое, что Хивря даже перекрестилась. Грыцько вскочил и грозно посмотрел на сына.
– Был, спрашиваю? – крикнул он.
Федор стоял молча, весь дрожа.
– Ты сошел с ума? – сказал Грыцько.
– Оставь его! – сказала Хивря. – Разве ты не видишь, что он на себя непохож?
Грыцько сокрушенно посмотрел на сына. Тот стоял бледный, трясущийся, с помутневшими глазами.
– А шапка твоя где?
– Там... там... – махнув рукой, глухо произнес Федор и побрел к печи. Хивря бросилась к нему.
– Федор, сынок! Что с тобой? Опомнись!
– Он пьян! – сердито рявкнул Грыцько. – Прочь, не трогай его! – сказал он Хивре. – Иди сюда!
– Да он не пьян. Чего ты пристал к нему? Смотри, хлопец сам не свой, а ты одно долбишь! – теперь уже крикнула Хивря.
– Что же с ним? Может, его опоили эти ведьмы? – тревожно сказал Грыцько. Он тупо глядел, как Хивря помогала сыну раздеться, как, постелив на печи, она помогла ему лечь. Федор, улегшись, стонал, метался; бредил, пел, так что Грыцька продирал мороз по коже. Хивря испуганно крестилась.