— Кому я нужен один? — с яростью шептал Чадьяров. — Три года просидел здесь без связи, без людей, без задания!.. Забыли, что ли, там про меня? Вы... ты сам-то представляешь себе хоть немного, что это такое, когда поговорить три года не с кем?! Когда унижение кругом, мерзость! Не приходилось тебе перед начальником китайской полиции плясать вечерком этак часика полтора? У меня почти два года все подготовлено — только работай! Но что я без связи? Нуль! В общем, так. — Голос Чадьярова стал твердым: — Передай в Москве: или у меня будет связь, люди и так далее — все, что нужно, или я...
— Хорошо, — сухо перебил его хозяин номера, — я передам! Вернусь и передам.
— Это когда же, интересно? — резко спросил Чадьяров.
— Когда вернусь... — повторил связной. — Если вернусь. Я ведь еще туда еду, а не обратно... — Он загасил окурок в пепельнице. — У меня все.
Наступила тишина. Тикал стоявший на тумбочке маленький будильник. По улице прогрохотала тележка.
У Чадьярова лопнула ссадина на губе, и теперь он сидел, слизывая, как в детстве, выступившую кровь. Ныл затылок, и, вообще, все тело отяжелело, захотелось скорее оказаться в своем кабинете, лечь на диван, накрыться одеялом, заснуть и долго не просыпаться.
Шумно вздохнув, Чадьяров провел рукой по волосам и глухо сказал:
— Вы меня не слышали. Забудьте. Извините — и забудьте.
Хозяин номера не ответил. Они помолчали, и Чадьяров спросил:
— Вы на поезде ехали? Через Казахстан?
— Да.
— Ну как там?
— Тепло.
Чадьяров встал:
— Не сердитесь. Я сделаю все, что в моих силах. Все, что приказано. До конца.
Он протянул собеседнику руку, тот крепко ее пожал.
— Я это знаю. И все это знают. Там, в Москве. Будьте осторожны. — Потом неожиданно засмеялся: — Здорово вы это придумали, с тележкой по утрам бегать! Я вас видел.
Чадьяров усмехнулся:
— Что делать? Веселый Фан. Городской сумасшедший.
Держа руку Чадьярова в своей, связной негромко сказал, неожиданно перейдя на «ты»:
— Ты даже не представляешь, что сейчас для Москвы значишь. Для страны... Счастливо тебе.
Чадьяров поднялся:
— Ты, случайно, Испанца не знаешь там, в Москве? — спросил он.
— Нет, — подумав, ответил тот.
— Жалко. Что ж, всего тебе...
В кабаре полным ходом шел ремонт. Стучали молотками плотники, работали паркетчики, маляры восстанавливали попорченную краску стен, стекольщики меняли зеркала.
Ссадины на лице Фана затянулись, синяки почти совсем исчезли. Он стал походить на прежнего веселого хозяина кабаре, шутил, бегал от одного рабочего к другому, помогал, давал советы.
Однажды утром в дверях кабаре неожиданно появился господин Тагава со своим помощником. Фан с приветливой улыбкой пошел навстречу гостям.