— Как торговля, хозяин? Нет ли жалоб, недовольства, нарушений каких? — из-под опущенного капюшона голос звучал глуховато, но Мажуга слышал, что призренец молод.
— У нас все хорошо, — отчеканил бармен. — И никакого непорядка не случается.
— Добро, — призренец снова кивнул и пошел к выходу.
Когда дверь захлопнулась, по залу пронесся шумный шорох — будто все клиенты разом перевели дыхание, да так, пожалуй, оно и было.
— Видал? — спросил Лысый. — Страшные люди. Ничего не требуют, взяток не берут, не пьют даже. Я бы налил за счет заведения, как полагается за присмотр, но они пить не станут.
— Я так понимаю, молодой парень совсем?
— А кто его разберет под этим колпаком? Хотя большинство их молодые, это конечно. Они ж сирот по улицам собирают, ворье малолетнее, крысят, стало быть, наших. Воспитывают, мозги им как-то переворачивают, что ли? Из мелкой пакости — вот такие честные становятся. Ну и службу в призренческой страже несут, а как же. Так что большей частью они молодые. Три-четыре сезона назад кошельки резали, а теперь — вона, на лапу не возьмут. А я бы дал. Честно сказать, когда эта стража появилась, сделалось здесь поспокойней. Ты ж не застал это время, когда Цех Призрения учредили?
— Застал. Но вскоре из города убрался, толком ничего не узнал. Да мне и не до призренцев было, если по правде сказать.
— Я понимаю. Налить еще?
— Давай. Так что, навели, значит, призренцы порядок?
— Так вроде потише, я ж и говорю. Сперва Цех Призрения для чего создавали-то? Чтобы споры между оружейниками рассудить могли, чтобы общие городские вопросы решать. Ну, там, ежели опять с летунами или еще с кем заваруха, если какой другой такой повод. Ну и опять же дома призрения, стариков, там, сироток чтобы обиходить, накормить. Сироток много по Харькову образовалось, особенно после Городской войны. Собрались цеховые старшины, приняли решение. Из-за этих домов призрения их так и прозвали, смешная вроде кликуха.
— Смешная.
— Ну кто их всерьез-то воспринимал поначалу? Да никто. Подумаешь, за убогими приглядывать. А призренцы вон как поднялись теперь — уже и стража своя, из сирот этих, из уродов, некрозного этого племени… и слово им поперек не скажи. Будто мы все теперь убогие в Харькове, за всеми пригляд.
Ругая призренцев, Лысый понизил голос, но и так говорил осторожно, оглядывая зал поверх мажугина плеча. Потом подумал и добавил:
— Хотя, если мозгами пораскинуть, что в них плохого? Всем хороши, и взяток опять же не берут, и не пьют за счет заведения. Вот так заявятся раз пять-шесть за день: все ли в порядке, хозяин? Ну и стариков, опять же, голодранцев, попрошаек с улиц убрали, всех — в дома призрения, за всеми уход. Наверное.