— Это что? — Самоха тоже подошел глянуть.
— Мамми, дурь такая, сильней травы раз в двадцать.
— Сними ее, Игнаш.
Ржавый взялся за коричневую полосу, вывернул, потом дернул — мамми отделилась от тела Штепы, на плече остался слегка кровоточащий порез.
— В кровь проникает, — пояснил Мажуга. — Уже успело долбануть. Теперь до ночи ему весело будет.
Тут показались невольники Пузыря — везли на ручных тележках арбузы. Потом явился Аршак с учеником. На смуглой мордахе следы побоев были не очень заметны, но досталось мальцу крепко. Впрочем, резвости молодой не утратил, вертелся и скакал по-прежнему. Проводники отправились в Квадрат за поклажей. Вернулись быстро, старик нес заплечный мешок, молодой — суму на ремне через плечо. У обоих к поясам были подвешены фляги, ученик вооружился тесаком, наподобие того, что болтался на поясе Аршака, но вдвое меньшим.
Самоха принял фляги по счету, потом велел:
— Значит, так. Этого урода в бронеход, вот ты сендер поведешь, — ткнул пальцем в стрелка, который рассказал, отчего Штепа поет. — Грузитесь, я сейчас.
Тряся потными боками, оружейник убежал в Квадрат, вернулся с бутылью. Одышливо сопя, подошел к сендеру Игнаша и протянул бутылку Йоле:
— Держи, красавица. За кошель, что вернула. А ты, Игнаш… ну, не знаю, как ты ее разглядел, грязную, но девка — просто золото. Все, щас тронемся. Эй, Аршак, давай в сендер, да не в мой, а в тот, другой! И пацану своему вели, чтоб угомонимся. Резвый больно.
Пока Игнаш слушал, как распоряжается Самоха, Йоля быстро, пока Ржавый не помешал, выдернула пробку и хлебнула. Тут Мажуга спохватился и отобрал бутыль.
— Сладкое, — заявила Йоля, вытирая губы, — я такого еще не пробовала.
Игнаш осторожно отпил глоток.
— Арбузное вино, что ли? Я тоже покуда не пробовал, а слыхал много.
— Ладно, давай сюда, я заслужила, это мне! Мое!
Мажуга подумал и возвратил вино, сказав:
— Только много не пей, а то развезет на жаре, будешь, как Штепа, песни распевать. И кто тогда за самохиным золотом проследит?
Харьковчане и проводники расселись по местам, машины стали выезжать со стоянки. Йоля сделала еще один глоток — чисто из упрямства, потом закупорила бутылку. Мажуга верно рассчитал — она бывала достаточно рассудительной, если ей доверять. Вот если запрещать — точно бы назло поступила, пусть и во вред себе.
Харьковчане собрались за выездом с Моста. Самоха велел всем выйти из самоходов и слушать проводника. Аршак гулко откашлялся и завел рассказ о том, какая она ужасная, эта Донная пустыня. Особенно упирал на то, что без опытного проводника нельзя вглубь соваться, и что мудрый Самоха поступил очень верно, наняв именно его, Аршака: