— Потому я этот ил вдоль и поперек истоптал, все эти места мне ведомы, и сколь разов я от тварей местных отбивался, а сколь с людоедами схватывался — не сосчитать! Все тут знаю, все покажу, все разобъясню!
— Людоеды нам — что? Они ж дикари, а у нас — во, сила! — выкрикнули из толпы карателей.
— Людоеды эти места знают, и хоть сила ваша велика, а лучше опасайтесь. И уж чтоб без моего слова никто не совался на ил. В нем твари живут, опасные, ядовитые. Гады всякие, зверье. Бывают и такие, с которыми биться невозможно, только убечь вовремя — вот спасение, но к таким я вас не поведу, пройдет ваш караван по местам поспокойней. И там будут опасности, да я уберегу, токо слухайтесь моего слова. Как покатим по илу, из самоходов — ни на шаг. Без моего ведома ни до ветру чтоб не ходили, ни покурить-подышать, а то знаю я вашего брата! Когда на привал встанем, тоже меня слухать. Кому чего надо, спрошайте, я для того с вами иду, на вопросы отвечу, от беды уберегу.
Пока старик вещал, Йоле было скучно. Она разглядывала безжизненный пейзаж, волны и перекаты монотонно-серого цвета. Изредка среди ила попадались на глаз камни и выбеленные солнцем да кислотными дождями кости. Вдруг она заметила — камень шевелится. Небольшой камень, высушенный, как и вся округа, с кулак размером, да и формой наподобие кулака, округлый такой весь. Камень сдвинулся с места. Не покатился, и плавно переполз чуть ближе. Потом — еще. И еще. Живой камень. Йоля сделала шаг навстречу булыжнику. Тот чуть качнулся и сдвинулся, скользнул по иловой корке. Йоля снова шагнула, и камень тоже пополз. Мажуга оглянулся, увидал, что девчонка идет на ил, поспешил следом. Проследив ее взгляд, тоже разглядел движущийся камень, вскинул кольт. Пуля чиркнула камень по округлому боку, он подпрыгнул, перевернулся и шмякнулся в ил. Завозился, завертелся, отрастил пять тонких ножек, и, хромая, проворно заковылял в сторону, качнулся, погружаясь боком в серый грунт, и провалился, только облачко пыли взметнулось на том месте.
Когда Мажуга выстрелил, все обернулись, хватаясь за оружие, но иловая корка уже успокоилась.
— Шо?
— Что такое?
— Почто стрелял?..
— Камень живой, с ножками, — объяснила Йоля.
Тощий ученик Арашака вприпрыжку поскакал к тому месту, где камень погрузился в ил, присел и стал разгребать пыль.
— А ему не опасно в ил лезть? — спросил Самоха. — Мальцу-то?
— И ему опасно, но не так, чтоб, — непонятно ответил Арашк.
— И как это так?
— На нем кохар, вот на мне тож, — старик показал пахучий мешочек, висящий на груди, приподнял на тесемке и повертел, чтобы все разглядели. — Энти штучки местные дикари носят, и их твари не трогают. Верней сказать, не трогают без причины, но если раздразнить, подранить, там — то, конечно, любая тварь озлится, невзирая на кохар. Дух из этого кулька выходит особый, или еще что, но помогает. Мой кохар очень сильный, я его с людоедского вождя снял, с которым у нас большая битвы вышла.