Но людям показалось недостаточным навеки приковать одного человека к другому, превращая в бесконечную пытку этот союз, который составил бы их счастье, будь он создан только любовью и скреплен только чувством!.. Ведь чаще всего их соединяют, не спрашивая согласия их сердец, не сообразуясь с их склонностями; душевный мир целого поколения приносится в жертву суетным заботам, хладнокровно обдуманным условностям; за деньги отдаются тайны любви, которые делаются позорными, становясь продажными, и робкая девушка, еще недавно внушавшая к себе лишь нежность и страсть, вынуждена делить брачное ложе с отвратительным стариком, уподобляясь не раскрывшейся еще розе, которую пересаживают на могильный холм.
Не таков был умысел провидения; в стремлении своем оградить нас от невзгод оно пожелало, чтобы все, что дышит, было счастливо; оно любовно и заботливо придало всем людям черты внутренней гармонии, оно вложило в каждого из них какие-то смутные влечения, ставшие приметой и залогом любви.
Виновен ли я в том, что человеческие страсти нарушили закон природы и уничтожили то, что создано богом?
И если я смог сохранить чистоту помыслов средь всеобщего растления, смог сберечь свежесть чувств средь раздирающих общество смут, разве не имею я права сбросить с себя иго, придуманное для того, чтобы обуздать порок?
Душа моя восстала против этой очевидной нелепости и в ужасе замерла.
Грянул гром.
Глава восемнадцатая
Последнее прости
Едва только первый луч зари проник в хижину, как я решился снова пойти к Стелле. Я желал ее видеть и вместе с тем страшился этой встречи: роковое слово, прозвучавшее накануне, неотступно следовало за мною, как неумолимый враг.
Я подошел к маленькому полю; знакомый шиповник пострадал от грозы, и его оголенные ветки поникли, почти касаясь земли.
Кусты дрока были опалены молнией.
Я вошел в комнату Стеллы; она лежала на грубом ложе, покрытом циновкой из камыша; тело ее окутывал темный саван, плотно стянутый на груди; распущенные волосы в беспорядке падали на ее плечи. Она была бледна, но как только я вошел, ее бросило в жар, дыхание участилось, и щеки запылали лихорадочным румянцем.
Я остановился поодаль, ожидая, что она заговорит со мной.
— Я ждала вас, — сказала Стелла с горькой улыбкой, — мне многое надо вам сказать.
Я сел.
— В жизни каждого из нас наступает час, когда человек становится собственным судьей, — начала она. — Этот час настал теперь для меня.
— Час этот будет счастливым, если божественное правосудие не покарает меня так, как покарал голос совести!
— На мне лежит вина с того самого дня, как я увидала вас впервые. Увидев, я полюбила вас. Приговор судьбы жесток и обрушился на меня всей своею тяжестью. Неужели вы думаете, что божий суд будет милостив к неверной жене?