— Тут есть эхо, — ответил я. — Ты найдешь объяснение этому у Робертсона в его «Акустических обманах».
Я распрощался с моей красавицей, и — так как тебя надо вознаградить за длинные рассуждения быстрыми переходами — вот я уже в полумиле от Труа и в двух шагах от моей кареты, которая только что сломалась. Происшествие это не покажется тебе слишком оригинальным, но позволь мне считать, что оно было необходимо. Я понимаю, какую выгоду мог бы извлечь изобретательный ум из столь богатого возможностями обстоятельства. Ничто не мешает мне, например, слегка поранить себя и велеть себя перенести в соседний замок, где живет красивейшая женщина Шампани. На этом фундаменте, как бы он ни казался непрочен, я без труда могу возвести самую сложную интригу, которая разрешится в третьем или четвертом томе свадьбой, ожидаемой всеми с первой страницы; если же и этот план покажется мне слишком простым, я могу вышить на его канве несколько более или менее удачных эпизодов, которые неминуемо произведут замечательный эффект и сведут с ума парижских модисток.
Но я вменил себе в закон не говорить ничего, кроме правды, и, вместо того чтобы блуждать по коридорам «романтического» жилища моей знатной хозяйки, тебе придется последовать за мной в некий город, где твое воображение не найдет столь богатой пищи и где я пробуду неделю.
Однако я недостаточно жестокосерден, чтобы задерживать тебя там на столь долгое время, и так дорожу хорошим расположением твоего духа, что не хочу портить его в этом старинном забытом городе, который можно было бы покинуть без сожаления, если бы его не украшала своим присутствием прекрасная женщина, чье имя известно всем. Видя всеобщее обожание, которым она окружена, вспоминаешь, что самые варварские народы воздвигали храмы Венере, и древние, мне кажется, меньше бы дивились путешествию Психеи в ад, если бы могли предвидеть, что грации когда-нибудь поселятся в Труа.
Сопоставление главного города департамента Об с Тартаром не так необычно, как тебе кажется. По крайней мере я не знаю, отличаются ли сыщики Радаманта более неумолимым и подозрительным нравом, чем таможенные досмотрщики в Труа. Один из них заявил, что у меня паспорт не в порядке; другой клялся, что видел где-то список моих примет; третий, найдя в моей записной книжке перечисление действующих лиц какого-то водевиля, принял его за список заговорщиков, и, наконец, когда я, чтобы придать себе весу, показал мои любовные стихи и лицейские аттестаты, кто-то с комической важностью заявил, что в Труа нет ни одного ученого, но есть Академия.