– Чёрт! Приснится же такое. – пробормотал он, приоткрыв глаз. Было темно и рассвет ещё и не думал начинаться.
– Ваня! – отчаянный женский крик вспорол тишину. – Ваня! Они идут! Беги! – далёкий голос сорвался на ультразвук и схватившегося за копьё Ивана подбросило, словно пружиной.
– Вернёмся – пришибу суку. – совсем рядом, за жидкой стеной кустарника раздался громкий мат. – Он где-то тут. Вон кострище. Не отставай! – последовала новая порция ругани. В ответ кто-то неразборчиво пробурчал нечто утвердительное. Тяжёлые шаги приближались ко входу в его убежище. Маляренко, прижавшийся спиной к веткам в самом дальнем углу своей норы, выставил перед собой копьё и затих. Голос Ромы-аэропорта был всё громче, он безостановочно, временами срываясь на крик, матерился, описывая Ивану его ближайшее будущее. Будущее Маляренко, по версии Ромы, было очень неприятным. Хуже всего были проскальзывающие в бессвязной речи электрика истерические нотки, от которых у Ивана похолодело внутри, а сердце забилось так, что казалось его было слышно за километр. Рома был явно безумен. Упиравшиеся в спину Ивана ветви мягко пружинили, подталкивая его к выходу, но перепуганный человек только сильнее вжимался в неподатливые заросли. Впереди зашуршало: там явно выламывали баррикаду. Холодеющий от ужаса Маляренко присел, покрепче сжал древко копья и вгляделся во тьму. В почти кромешной тьме ничего не было видно, только неясные тени, рыча, ворочались перед ним. Кровь в ушах стучала так, что Иван уже не разбирал речь своих противников. Древний животный страх перед тьмой и неведомыми врагами охватил его. Из полуобморочного состояния Ивана вывел страшный удар в грудь. На миг задохнувшись, он выровнял дыхание. В голове вспыхнуло где-то прочитанное – «колоть чаще!». Со скоростью швейной машинки Иван короткими тычками стал колоть ворочавшиеся перед ним сгустки тьмы. Сколько ударов он нанёс – Маляренко не помнил. А потом всё закончилось. Тьма сгинула, налетел тёплый степной ветер и снова застрекотали цикады. Очнувшийся Иван обнаружил себя сидящим среди кустов на земле, тяжко дышащим и судорожно сжимающим копьё. В едва заалевшем рассвете было видно, что выход свободен. Просека была пуста.
Вихляющей походкой, на подгибающихся ногах и опираясь на копьё, Маляренко выбрался наружу. Степь была необитаема и обыкновенна – никаких неизвестных чудовищ не наблюдалось. В небе гасли звёзды и пела утренняя птица. Окончательно прогоняя ночное наваждение, мужчина потряс головой. Это было большой ошибкой – желудок не выдержал и Маляренко вырвало. Копьё вдруг стало липким и мокрым. Терпко запахло кровью, ноги отказали окончательно и Иван рухнул на пятую точку. Вокруг поплыла мерзкая вонь и сидеть стало очень неудобно. Почему то вспомнился старый анекдот. Маляренко упал на бок, подтянул колени к подбородку и истерически расхохотался: