А потери? Информбюро передало, что за первый день войны было сбито семьдесят немецких самолетов. Сколько же потеряли мы в этой обстановке?
Тяжело будет. В полку всего несколько человек с монгольским и финским боевым опытом, а остальной летный состав молодой, прямо со школьной скамьи. Да и не все прошли полностью программу переучивания на новом самолете. Много смелости и желания бить врага. Все рвутся в бой. Это, пожалуй, самое главное. Ну, а опыт? Не боги горшки обжигают — придет и опыт. Раз надо воевать, значит, будем воевать. И не хуже других. Ох, как важно, чтобы завтра в первом вылете все прошло хорошо!
Подумал, с кого начинать боевые полеты, и решил послать эскадрилью Русанова. Она хоть в полку по счету и пятая, а завтра на вылет пойдет первой.
Мысли увели его в прошлое, к одному из самых памятных боев в Монголии, в котором в его самолет попал зенитный снаряд и ему пришлось сесть на территорию японцев. Когда он заметил вдалеке скачущих к нему всадников, то подумал: «Неужели конец?…» Но тут же увидел подруливающий к нему бомбардировщик. Степь есть степь… Открылся фонарь кабины, и летчик, пересиливая шум от работы двигателей, прокричал: «Все быстрее в заднюю кабину!» Только на аэродроме он рассмотрел своего спасителя: из пилотской кабины по стремянке спускался молодой человек с добродушной улыбкой на округлом лице. Это был лейтенант Русанов, только что прибывший в часть. На аэродроме он с олимпийским спокойствием подал тогда ему руку:
— С благополучным прибытием, товарищ капитан. А я, между прочим, Афанасием зовусь. Разрешите на доклад и чай пить.
Наконечный улыбнулся, вспомнив свою растерянность.
— А меня Гавриилом кличут, — только и смог сказать он, не избавившись еще от состояния неопределенности.
«Да, интересная штука жизнь: Афанасий успел побывать и на финской, а я в местах не столь отдаленных. И вот опять встретились».
Наконечный приостановил бритье. Задумался, сопоставляя доводы «за» и «против» в принимаемом на завтра решении. Потом глубоко вздохнул и вновь взялся за помазок.
Русановцы пойдут первыми. Он и другие поймут, почему именно он. Ну, а насчет истребителей придется решать так: всякий самолет в воздухе не нашей группы — чужой. Условно — самолет врага. Конечно, никто не спутает бочкообразный И-16 или «Чайку» с худощавым «мессершмиттом». И все же… Если по неразберихе даже свой истребитель будет заходить в хвост для атаки, не пускать, отсекать его заградительным огнем. Пусть не лезет… А там посмотрим…
Закончив бритье, Наконечный вытер лицо мокрым полотенцем, потом плеснул из пузырька на ладонь одеколону и, охнув, провел ею по лицу. Убрав принадлежности бритья в чемоданчик, посмотрел на постель: «Все равно ведь не усну, да и грех спать командиру в такую ночь. Надо жене написать. А потом пойду к начальнику штаба в палатку. Может быть, и новости какие-нибудь узнаю. Все пригодятся для раздумья». Снова присел к тумбочке, у которой брился. Взял из летного планшета ученическую тетрадку и вырвал из нее листок в клеточку. Достал конверт с заготовленным адресом. Прикрыл глаза в задумчивой сосредоточенности и размашисто написал: