(Перевод Н. Вильмонта — 1, 97, 98)
Это и было то самое «старое Евангелие», которое он вновь посылал Мерку. То, что сообщалось здесь в тоне восторженного откровения, приобрело в других частях стихотворного письма (позднее опубликованных под названием «Послание») полную наглядность. То, о чем говорил художник Фюсли, здесь как раз не подходило: «Подними бурю в рюмке вина или рыдай при виде розы, кто к этому склонен — только не я» (Фюсли, письмо к Лафатеру, Рим, ноябрь 1773 г.). Подарив другу Мерку альбом для рисования, Гёте дал ему совет быть внимательным к тому, что близко и реально: «Дай бог тебе любить свои сапожки / И уважать проросшую картошку. / Любой предмет имеет образ свой, / Страданья, радости, борьба, покой. / Знай это, помни, что весь мир земной / В единстве держит бог могучею рукой». / «Вот шлю тебе торжественный залог» /. А вот строки из «Послания»: «Не Рим, а Магна Греция / Открыла прелесть бытия! / Кто с матерью-природой в лад поет, / Тот в рюмочке вина свой мир найдет».[57]
Свои стихи о художниках и о понимании искусства Гёте делал достоянием публики, он издавал их по отдельности в журналах и альманахах. Пять из этих стихотворений он опубликовал, и это весьма примечательно, в приложении к переводу исследования по теории драмы француза Луи Себастьена Мерсье, этот перевод вышел в Амстердаме в 1773 году. Здесь писатели «Бури и натиска» узнавали себя. Выдвигалось требование искусства естественного, характерного, посвященного проблемам современности. Гёте уговорил Генриха Леопольда Вагнера сделать перевод, а сам, вместо обещанного комментария, дал к книге несколько дополнений. Она вышла в 1776 году под названием «Новый трактат о драматическом искусстве. Перевод с французского. С приложением — из записной книжки Гёте». «Из записной книжки Гёте» были введение, два прозаических фрагмента на темы теории искусства и пять стихотворений о художнике и об искусстве, написанные раньше. Это были: «Письмо» («Мое старое Евангелие»), «Добрый совет для чертежной доски, а может быть, и письменного стола» (позднее «Тезис — утешеньице»), «Знатокам и ценителям», «Правдивая сказка» («Я друга привел к девице младой»), «Утренняя песнь художника» («Для вас я храм построил»).
Хотя в этих стихах в первую очередь имелся в виду представитель пластических искусств, художник, на что указывают тексты, однако речь идет, в сущности, о художнике вообще, Гёте подчеркнул это в своем предисловии. «Внутренняя творческая сила» и природа — дважды упомянутые вместе в «Вечерней песни художника» — связаны настолько, что художественное творчество, «творение, наполненное соками», существует как растение, созданное самой природой. Именно так воспринял Гёте создание человеческого гения, Страсбургский собор (а позднее, как это ни странно, он больше не интересовался архитектурными памятниками подобного стиля). Чувство для него — основной центр существования художника «…И не сводил с природы глаз. / Мне встречи с ней казались раем». Чувство как бы ведет в глубину природы и в то же время «пробивается наружу», став уже созданием художника. Когда художник согласует свои усилия с вечно действующими силами природы и творит, уподобляясь ей, возникает произведение, которое (как Страсбургский собор) «вплоть до мельчайшей детали необходимо и прекрасно, как деревья, созданные богом». Только этот единственный критерий прекрасного признавал Гёте в те времена, настаивая на самостоятельной ценности художественного творчества, восставая против обязательных правил и предписаний, касающихся формы художественных произведений. Теперь, когда уже существовали «Гёц» и «Вертер», «Клавиго» и большие гимны, он мог себе позволить подобные выступления.