Вот на одного из них Катерина и наткнулась в подъезде, возвращаясь с вечерней «прогулки».
Она теперь стала уходить со двора не в девять вечера, а на полчаса раньше, чтобы успеть перед вечерней проверкой навести идеальный порядок. Специально с собой маленький будильничек брала, не забывая его заводить каждый день.
На площадке между третьим и ее, последним, четвертым этажами возле батареи, свернувшись калачиком, лежал мальчишка. Рубашка на нем была порвана в нескольких местах и заляпана какими-то красными пятнами.
Катерина и не испугалась вовсе, присела возле него на корточки и потрясла за плечо.
– Ты чего? – спросила она мальчишку.
Он резко дернул плечом, сбрасывая ее руку, застонал сквозь зубы от сделанного движения и зло, грубо ответил:
– Не трогай меня! Отойди! – И тихо, самому себе, уговаривая, что ли: – Мне только отлежаться, отлежаться… у меня там нельзя, там отец найдет…
Катька не отошла и не отстала, она быстро соображала, что сейчас, вот совсем скоро Евгения Ивановна поднимется по лестнице, направляясь с проверкой в их квартиру, и наткнется на мальчишку. Конечно, она прогонит его из подъезда, или милицию вызовет, или «детскую комнату милиции», о которой подробно, старательно и часто рассказывала бабушка.
Катерина снова тряхнула его за плечо:
– Нельзя тебе здесь лежать, прогонят!
– Мне бы в подвал… на свое место, – не поворачиваясь и не меняя позы, ответил он, – да не доберусь я… там спускаться нужно. Сюда еле дополз, через черную дверь.
– Ты же смог почти на четвертый этаж подняться? – удивилась Катька непоследовательности размышлений.
– Наверх ползти легко. На первом, втором нельзя, там в глазок чуть что смотрят, на третьем эта «подписка» Евгения живет, на четвертый тоже нельзя, там стерва Александрова, но она вроде как уехала.
Столь длинная речь далась ему с трудом, это Катька поняла.
– Уехала, – подтвердила Катерина и даже кивнула, хоть он и не мог видеть ее кивков. – Но Евгения каждый вечер проверяет квартиру, сейчас, совсем скоро пойдет! Вставай, тебе надо уходить! – И затрясла его за плечо со всей силы.
– Да не тряси ты меня! – прикрикнул он. – Не могу я встать! А в ментовку мне нельзя!
Он втянул в себя воздух с хрипом и сипением, как в порванный футбольный мяч.
– Что же нам делать? – спросила озадаченно Катька.
– Тебе ничего! Вали отсюда! Сам разберусь!
– Как ты разберешься, если ты встать не можешь? – уточнила любопытная девочка Катя.
– Слушай, иди на хрен! Отстань от меня!
Ни на какой такой загадочный «хрен» Катерина не пошла, а приняла решение иного рода. Странное, непонятно как пробившееся через полную затюканность и безропотную подчиненность.