– Ты должен был его остановить. Почему ты его не остановил?!
Федечка не отвечал, только плакал и пил.
Я была маленькой, и, конечно, подробности от меня утаили. Но в тот вечер поняла, что случилось нечто ужасное, непоправимое, с чем я прежде никогда не сталкивалась и с чем, по моему внезапному озарению, мне еще не раз придется столкнуться. Я знала, что больше никогда не увижу веселого и доброго дядю Виталика, и от осознания этого мне было тоскливо и страшно.
С того злополучного дня у Балашовых началась черная полоса. Невзгоды посыпались на семью как из рога изобилия, будто кто-то свыше спохватился, что отсыпал слишком много благополучия, и поспешил исправить ошибку.
Едва выйдя из больницы, Балашов-старший, невзирая на строжайшие врачебные запреты на перегрузки, буквально дневал и ночевал на работе. Должно быть, таким образом пытался хоть на несколько часов забыться и не вспоминать о страшной трагедии. Дома все напоминало о Виталике, и он старался уйти как можно раньше, а вернуться как можно позднее. Лето выдалось жарким, как-то Федор Сергеевич прямо с работы уехал ночевать в Ильинское, а утром не явился на службу. Это было совсем на него не похоже. Позвонили Марии Ивановне, она тотчас выехала на дачу и нашла мужа мертвым. Федор Сергеевич скончался от сердечного приступа.
После его похорон у Марии Ивановны забрали служебную дачу, она была тому только рада – окруженный вековыми соснами деревянный терем стал ей ненавистен. Ей казалось, что именно дом стал причиной гибели двух близких людей. Если бы Виталик не поехал в тот день в Ильинское, ничего бы не случилось. Если бы Федор Сергеевич остался в Москве, Мария Ивановна вызвала бы скорую и его успели бы спасти. Вдове и младшему сыну оставили роскошную квартиру, хранившую воспоминания о былых счастливых днях и постигших несчастьях. Одна комната стала чем-то вроде мемориала. Мария Ивановна перенесла в нее все вещи погибших мужа и сына, в шкафу повесила рубашки и костюмы, на стенах – фотографии. На столе рядом с семейным альбомом стояла ваза с цветами, вначале живыми, а когда время слегка притупило боль, живые цветы сменились искусственными.
Федечка в глубине души считал себя косвенным виновником смерти брата. Когда мать устремляла на него полный боли и горечи взгляд, ему чудился молчаливый упрек. Ее слова: «Почему ты его не остановил?!» – часто звучали в голове. По ночам мучили кошмары: изрезанное стеклами окровавленное лицо Виталика. Он вставал, находил спрятанную бутылку водки, пил прямо из горлышка. Под воздействием алкоголя Федечка становился агрессивным, неуправляемым. Как-то при выходе из бара ему показалось, что прохожий посмотрел с осуждением, Федечка незамедлительно полез выяснять отношения и сломал прохожему нос. Подоспевший наряд милиции усмирил драчуна. Поскольку больше заступаться за Федечку было некому, а потерпевший оказался работником прокуратуры, Федечке дали три года колонии общего режима.