– Опа, – сказал он, – мелюзга, ты уже и сиськи отрастила?
– Жаль, что ты мозги не отрастил, придурок, – прошипела я, покраснев от неожиданной пошлости. – Дай пройти.
Изо всей силы толкнув Маратика, отчего тот потерял равновесие и впечатался в деревянную лестницу, я бросилась в душ, заперлась на ржавый засов. Намыливала голову и кипела от злости и негодования, жалея, что не могу намылить Марату шею. Вот они, прелести взрослой жизни. Каждый озабоченный придурок будет таращиться на мою грудь и отпускать сальности. Стало так обидно, что я едва не разревелась. Вымывшись и выдумав кучу гадких прозвищ для Маратика, вытерлась, застегнула халатик на все пуговицы, сделала свирепую рожу и шагнула на садовую тропку, как на тропу войны. Мои худшие опасения подтвердились. Маратик ожидал меня на том же месте, лакомился вишней, сплевывал косточки в кусты.
– Слышь, это… – пробормотал смущенно, – ты извини, я пошутить хотел…
Это был неожиданный ход. Я даже не нашлась сразу что ответить. Наверное, испугался, что я пожалуюсь маме, она – тете Ренате, а та, в свою очередь, даст ему по шее. Будто я ребенок – взрослым ябедничать. Сама как-нибудь разберусь.
– Очень смешно, – фыркнула я. – Сам ты вроде вырос, а мозг остался в зачаточном состоянии. Весь юмор ниже пояса.
– Да ладно тебе… – буркнул Марат. – Вишни хочешь?
– Нет, спасибо. Кушай сам.
Тут я вдруг припомнила мамины слова о страшной силе улыбки и растянула рот до ушей. Не знаю, какой в тот момент у меня был оскал, но противник озадаченно захлопал ресницами, надо сказать, длинными и пушистыми, попытался тоже улыбнуться, но как-то жалко и криво, и посторонился. Я шла, и мне все чудилось, что Марат сверлит взглядом, но я не стала оборачиваться, чтобы проверить.
Передохнув с дороги, мы с мамой пошли на море. За год ничего не изменилось на знакомом пляже. Те же жесткие деревянные лежаки под массивным навесом. Тот же пирс, выцветший спасательный круг на столбе. Детвора, гоняющая мяч. Почему-то я не торопилась к ним присоединиться. Подошла к воде, всмотрелась в мутноватые волны, несущие на берег щепки, конфетные обертки и студенистые тельца медуз. Вроде все было по-прежнему, но что-то неуловимо изменилось.
Мама немного отплыла от берега и махала мне рукой. Прежде я с восторженным визгом плюхалась в воду и наслаждалась теплыми солеными брызгами на лице. Но сейчас почему-то медлила. Вода казалась грязноватой, медузы вызывали дрожь отвращения. Усилием воли я заставила себя войти в море, отплыла от берега, на глубине вода была чище. Выйдя из воды, отжала отросшие мокрые волосы, подставила лицо солнцу и закрыла глаза.