– Как так?! – ужаснулась Аня.
– Правая стойка не вышла. Все попытки выпуска ничего не дали. Пришлось садиться без шасси. В аккурат триста метров протянул с ветерком на брюхе. Обошлось. Но фонарь техники вскрывали.
– Фонарь?!
– Гм… Остекление кабины, крышка… откуда я знаю… Фонарь, одним словом.
– Ага, конечно, фонарь, что тут непонятного? – Аня в помрачении ума выпила еще рюмку.
– А то вот еще было дело, – не унимался Богданов, – полетели в зону на двух спарках…
– Стоп, стоп! – перебила Аня. – Не так быстро, господа офицеры. «Спарка», надо полагать, самолет?
– Учебно-боевой, с двумя кабинами, – нетерпеливо отмахнулся рассказчик.
– Ой, а можно я буду записывать, а то запутаюсь в вашей терминологии…
– Валера, кончай прикалываться, девушке голову заморочил…
– …взлетели, развернулись на расчетный курс, пошли в набор…
– Ва-ле-ра!..
– Матвей, не мешай, – загорелась Аня, – это так увлекательно!
– …надо выполнить одиночный ВБ с маневрирующей воздушной целью…
– Догадалась! Воздушный бой!
– …крутим вертушку, как в классическом бою, для захвата цели…
– Ух ты! И меня захватило!
– …Матвей на боевом развороте вправо выполнил переход из боевого одного направления в другое полубочкой вправо и продолжил боевой влево…
– Все! Кранты! С меня довольно! Богданов, дальше неинтересно, особенно мне! – Матвей бесцеремонно схватил Аню в охапку и выскочил с ней в коридор.
– Нет уж, пусти, – со смехом отбивалась она, – хочу узнать, что ты там натворил. Угробил ценный самолет? Признавайся!
– Ничего я не гробил. Богданов любит подпустить страху. Он у нас шутник, знаешь ли…
Они оказались в том же положении, что и в день Аниного приезда: она – спиной к стене, он – близко, слишком близко, чтобы молодая женщина, не вполне трезвая, могла устоять от соблазна.
На этот раз поцелуй длился гораздо дольше, но Ане было все равно, увидит кто-то или нет.
– Так, значит, за летчика ты замуж не пошла бы? – спросил Матвей.
– Ничего, что я замужем?.. Куда?!. Не пущу… Как чудесно ты пахнешь.
– Бросай своего мужа.
– Сбавь скорость, капитан. Не на сверхзвуке.
– Приходи ко мне ночью.
– В гостиную?! Это самоубийство!
– Никто не увидит. Я запру дверь. Темка крепко спит?
– Да. А Сережа?
– Как камень. Придешь?
– Подожди, Матвей… Не знаю… А папа?! Вдруг он встанет…
– Он не войдет. Так придешь? Обещай, что придешь…
– Прогони Татьяну, или я за себя не ручаюсь… Боже, кто-то идет!.. Пусти, Матвей…
Аня вырвалась из его объятий или сама его выпустила – где уж тут разобраться – и очутилась лицом к лицу с Татьяной.
Та нервно теребила край жакетки, на щеках у нее выступили пунцовые пятна, глаза горели негодованием, что-то рвалось с ее губ, да смелости, видно, не хватало.