Сладострастный восторг, который он испытывал, убивая Арлинга, помешал ему заметить, что на время он оказался предоставлен сам себе и что его никто не контролирует.
Неподвижно стоя над трупом мажордома, которого он изрубил буквально на куски, Шенк почувствовал, как я возвращаюсь в его мозг, и коротко, протестующе взвыл.
Ему очень не хотелось отдавать свою свободу, однако он почти не сопротивлялся.
Во всяком случае, не так сильно, как раньше.
Очевидно, он готов был полностью покориться мне в надежде, что время от времени я буду вознаграждать его.
То, что он сделал с Фрицем Арлингом, было для Шенка самой большой и желанной наградой.
Убийства, которые он совершил во время побега из лаборатории и в аптеке, были не в счет. Тогда он убивал быстро, не успевая как следует насладиться предсмертной агонией жертв.
Фрица Арлинга он убивал больше двадцати минут, и каждый неспешный, выверенный, хорошо рассчитанный удар приносил ему глубочайшее удовлетворение. Шенк любовался собой, радовался летящим во все стороны брызгам крови, наслаждался страданиями и ужасом несчастного мажордома.
Этот жестокий ублюдок вызывал во мне чувство непереносимого омерзения.
Только не подумайте, что я собирался регулярно вознаграждать Шенка за послушание и исполнительность, позволяя ему убивать в свое удовольствие.
Не думайте, пожалуйста, что я способен сознательно пожертвовать человеческой жизнью без крайней необходимости.
Этот недоумок просто неверно меня понял.
Впрочем, он волен был думать о моих мотивах и моем характере все, что угодно; я не возражал, покуда это делало Шенка более сговорчивым и покладистым. Для того чтобы взять его под контроль, мне приходилось каждый раз оказывать на него такое давление, что я боялся, что при всей своей бычьей силе и выносливости он долго не протянет. А Шенк все еще был нужен мне, так что я предоставил ему и дальше заблуждаться на мой счет. Чем меньше он будет сопротивляться, рассудил я, тем меньше вероятность, что его придется устранить задолго до того, как придет время мне появиться на свет.
До этого момента я был без Шенка как без рук.
Итак, я снова подчинил его себе и отправил в сад. Шенк должен был выяснить, можно ли еще ездить на «Хонде» Фрица Арлинга.
Двигатель завелся сразу. Правда, из разбитого радиатора вытекла почти вся охлаждающая жидкость, однако Шенк успел подогнать «Хонду» к крыльцу прежде, чем мотор перегрелся.
Правое переднее крыло машины смялось гармошкой, и погнутый лист металла цеплялся за покрышку. Рано или поздно он начисто стер бы рисунок протектора, однако я не планировал для Шенка никаких дальних поездок, когда «лысая» резина могла быть опасна. К тому же в гараже Сьюзен стоял украденный Шенком «Шевроле». Я знал, что им еще можно пользоваться, так как, связавшись с базами данных департамента автомототранспорта и полиции штата, я выяснил, что фургон пока не числится в угоне.