Убедившись, что оплодотворение прошло успешно, я приготовил длинную пипетку и попросил Сьюзен снова положить ноги на стремена.
Закончив имплантацию, я объявил Сьюзен, что в ближайшие двадцать четыре часа она должна как можно больше лежать на спине.
Сьюзен не возражала. Она встала только для того, чтобы надеть халат и перелечь на приготовленную мною больничную каталку.
Шенк отвез каталку в лифт и, подняв на второй этаж, доставил Сьюзен в спальню. Там она снова ненадолго встала и, сбросив халат, юркнула под одеяло.
Шенка, который держался на ногах лишь благодаря мне, я отправил вместе с каталкой обратно в подвал. Потом я приказал ему подняться в одну из гостевых спален и усыпил.
Он должен был проспать двадцать часов. За прошедшие несколько дней Шенк не отдыхал ни разу.
Сам я — верный страж и восторженный почитатель — остался со Сьюзен, которая лежала вытянувшись под одеялом.
— Альфред, потуши свет, — приказала она, натягивая одеяло под самый подбородок.
Бедняжка, она была так измотана, что позабыла, что никакого Альфреда больше нет.
Тем не менее я выключил лампы.
В темноте я мог видеть ее ничуть не хуже, чем при свете.
Ее бледное лицо на подушке было прекрасно.
Так прекрасно, что его не портила даже нездоровая бледность кожи и губ.
Любовь и нежность захлестнули меня с такой силой, что я не выдержал и прошептал:
— Моя любимая… мое драгоценное сокровище…
В ответ с ее губ сорвался негромкий смешок, и я испугался, что сейчас — вопреки своему обещанию — она снова назовет меня «говорящей кофеваркой» или как-нибудь еще, и тогда мне придется ее наказать.
Но вместо этого Сьюзен сказала:
— Ну как, получил удовольствие?
Я не понял и потребовал объяснений.
Сьюзен снова рассмеялась — на этот раз еще тише, чем раньше.
— Сьюзен?!
— Я провалилась на самое дно кроличьей норы. На самое-самое дно… — проговорила она и, вместо того чтобы объяснить мне, что означают эти загадочные слова, неожиданно погрузилась в сон. Как у всех спящих, ее дыхание стало неглубоким и ровным, а губы слегка приоткрылись.
Снаружи полная серебристая луна закатилась за горизонт, точно монета, проваливающаяся в щель в полу.
Лишь только она исчезла с небосвода, как крупные летние звезды засияли с удвоенной силой.
С конька крыши донесся протяжный и печальный крик совы.
Три ярких метеорита, оставляя за собой короткий огненный след, один за другим прочертили черный бархат небес.
Казалось, ночь полна добрых предзнаменований.
Вселенная неспешно вращалась вокруг своей оси, и казалось, что, если прислушаться как следует, можно расслышать легкий скрип сносившихся подшипников.