И вновь перед глазами стоит та ночь …
Всполохи факелов.
Крики.
Стоны.
Мечутся между шатрами полуодетые солдаты.
И встает на дыбы вороной конь. Одетый в турецкую форму гайдук заносит руку для удара …
И острая боль, когда сабля распарывает кожу, дробит кость …
Упасть на землю на колени, скорчившись от боли, закрывая страшную рану …
Кровь течет, превращая землю в грязь, вновь и вновь взбиваемую конскими копытами … Травы давно нет, она сожжена отступающими румынами[3] …
От боли хочется выть …
Всполохи факелов.
Крики.
Стоны.
Накатывает упругая волна беспамятства — позже будет услышано умное слово «болевой шок» …
А потом яркая вспышка … И лицо Влада, перемазанное кровью и грязью. Прошло четырнадцать лет, а он мало изменился. Говорят, перед смертью человек вспоминает прошедшую жизнь … Странная насмешка судьбы …
И боль. Снова боль. Острая, резкая.
Она, возникая в шее, странным образом переплетается с той болью, что грызет щеку.
И новое забытье …
А потом …
За смертью обычно следует ад или рай. Для тех же, кто принял мусульманство, радостно распахивает ворота джанна, но почему сейчас, когда вновь приходишь в себя перед самым рассветом, видишь лишь поле, усеянное телами?! Где все то, что обещали проповедники?! Где?!
И первый солнечный луч, пробиваясь сквозь неплотное полотно туч, вдруг кинжалом впивается в кожу! Всплывают в мозгу байки, услышанные в детстве. Сказки о вампирах. О тех, кому солнечный свет причиняет лишь боль. И все то, что было ночью, становится мелким и почти приятным по сравнению с тем, что происходит сейчас …
И нужно вскочить на ноги и, поскальзываясь в лужах крови, наступая на лежащие на земле тела, спешить вперед, надеясь, что вся эта боль — мираж, сон!
И лишь когда покажется покинутая деревенька и ты ворвешься в один из заброшенных домов … можно без сил опуститься на пол в кладовке и, чувствуя, как отступает боль во всем теле, как медленно пульсирует рана на щеке, забыться тяжелым сном …
До ночи …
Подожди-подожди-подожди! Я чей-то тормозю … Торможу! Причем капитально! О чем это он?!
Так, стоп. Цепеш утверждал, что в первый раз человеческую кровь он пил, дай бог памяти … во время какой-то крупной битвы. Как бы не этой …
— Андрюх, а Андрюх, — затеребил меня за рукав Вовка, — а это не про битву семнадцатого июня 1462 года ты мне рассказывал, что там у Владика было легкое ранение-сотрясение?..
Хорошо, что Черный Плащ не расслышал, как его обозвали.
А до меня, кажется, начало доходить …
Если Влад тогда был сильно ранен, то, выпив кровушки Раду, пусть даже случайно, как у первого попавшегося турка, он восстановил недостающую биологическую массу (или как там это называется) и вполне мог сползти на легкое ранение в голову … А Раду, соответственно, завампирился …