— Мамуля, ты чего? О папе что-то нехорошее узнала?
— Пока нет. Бегала к составу с ранеными. А вдруг он там, а мы были рядом и не знали об этом…
— Мам, успокойся, папка сильный, его никому не одолеть, он бьёт врага, я тебя уверяю.
Я смотрела вдаль туда, где в пелене мглистых облаков стыли туши аэростатов воздушного заграждения. Где-то в глубине клубился дым большого пожара. Бомбили сволочи и опять летят. Над нашими головами, в поднебесье, плыл гул авиационных моторов. — Чужие. "Юнкерсы". Я покосилась на задравших головы вверх, рядом со мной людей. Все переживали. Понимали, фашист идёт на Москву. В их брюхах плывёт смерть для наших стариков, женщин и детей. А мы ничем не могли помочь. Просто молча стояли и смотрели. Одна надежда объединяла нас- может, собьют гадов наши зенитки!
За окном всю ночь гавкали и выли бродячие собаки. Утром по эшелону прошёл слух, что нас отправляют дальше в тыл. Так и есть, продержав под Москвой, нас погнали вглубь страны. Надежда угасла. Ни о каком возвращении к Костику речи не шло. Конечно, он знал об этом, когда отправлял. Мы проскочили Москву сходу, окраинами. Опять плыли за окном поля, деревни и леса, мелькали полустанки. Что это будет: Урал, Забайкалье, где прошла юность, где я была так счастлива с Костей? Сердце разрывалось на части. Если не приняла Москва, значит дело плохо. Это сообщение о выравнивании линии фронта, может означать лишь одно: фронт быстро и беспорядочно откатывается, где же Костя? Вновь долго стоим на полустанках. Пропускаем эшелоны с ранеными и новобранцами на фронт. Получается, пропускаем всех. Боже мой, как тяжело, бесполезно болтаться в составе, скорее бы уж конец и что-то делать, быть полезной. Беда быстро сводит людей. Люди либо молчком помогают друг другу, либо так же молчком без обид расходятся. Мы поддерживали друг друга с профессором. Ада познакомилась со сверстниками и не лезет больше ко мне с бестолковыми вопросами. — Почему так получилось? Да — Отчего не смогли? И они пытаются разобраться в этом сами, грея на груди надежду сбежать на фронт. Фантазируют, разрисовывая одни красочнее другого картинки боёв и сочиняя на тему победы над фашизмом. Уж больно хотелось всем скорее прогнать фашистов. Профессору не сиделось, и он, отмечая что-то в тетради, ходил взад — вперёд. Передо мной были голубые глаза Костика, его виноватая улыбка, в ушах звучал родной голос. "Люлю, дорогая, всё будет хорошо!" Я, прикусив кулачёк, застонала. Мистическая вещь-память. Всё-таки прорвалась. Теперь весь долгий путь она не отпустит меня, наполняя, то радостным, то грустным.