Распетушившись она прикусила губу и поднатужившись взяла себя в руки: "Не надо всё за раз выкладывать". Успокоившись про себя подумала: "Да не важнецкие дела твои, миленький. Может быть, конечно, я ошибаюсь, но не тем "воробушком", что ты, сокол мой, хотел видеть дама оказалась. Любящая женщина, которая безумно любила мужчину и рожала для себя, девочке про него даже не сказала бы. Зачем травмировать ребёнка. Позорить себя той ролью, что она играла. Доставлять неприятности любимому. Тем более война была. Погиб отец и всё. Радовалась бы кровиночке любимого возле себя и этим грелась тихо живя. И уж, конечно, две любящие женщины полки в битву против дорогого человека не двинули б никогда, не упивались его поражением, как сделала она и её дочура. Подумала б сама не маленькая: какое моральное право она имеет на эту фамилию. Никакого. Сперматозоиды, это генетика, а не отец. Тем более мужчина этот не пытался ни разу за эти годы сделать такой шаг сам или увидеть хотя бы её. Логичнее было бы иметь от девочки фунт презрения к нему: "Раз я тебе не нужна, то и ты мне тоже" Ан, нет, хочется быть Рутковской любой ценой. Деловая барышня растёт, вся в маму. От любви всё это далеко. Тут Костя прав, а я надеялась… В годах он уже хоть бы пожалели любящие-то". Она боялась — цена эта для Кости будет велика.
Он смотрел на проглотившую язык жену глазами напоминающими бинокль или перископ подводной лодки, желая рассмотреть что там в её голове за мысли, только она не собиралась раскрываться. Не довольно изобразив: "Вот ведь какая!" Проморгавшись и не дождавшись подсказки от Юлии, со страшно обречённым вздохом целуя пальчики молчащей жены, спросил:
— Юленька, чего бы тебе об особой женской психологии не рассказать мне раньше?
Она улыбнулась принимая мягкий упрёк, но щадить его не собиралась.
— Ты бы даже не заинтересовался, сам с усами. Гитлера завалил, а тут я с нравоучениями лезу… Любой мужик перед женщиной павлин. К тому же она очень внимательно смотрела тебе в рот и слушала. А вы таете от этого. Чего молчим? Было дело, обольщал?
— Не то слово… Ты ж меня как облупленного, а там материал новый… Юлия, раз разговор зашёл такой психологический… Объясни мне тюфяку. Не понимаю.
Он попробовал улыбнуться. Но глаза смотрели насторожённо.
— И в чём ваше величество застряли? — помогла она ему.
Он помолчал, вероятно продумывая вопрос.
— Твоё терпение меня и моих делишек объяснимо: прожили много, семья, ребёнок, любовь. Чёрт, язык, как приклеили. Короче, я могу понять, за что страдала ты, разрешая мне физическую близость там. А она? Ведь она знала о тебе и ей тоже была, поди, мерзка и тяжела та двоякость?