— Люлю, ты хочешь от меня очень многого. Я решительно ничего не помню. Это же эпизод. Что-то вроде игры. Не придал ему какого-то значения. Не зафиксировал в памяти. Игра и есть. Вроде, стихи переписывал. Вспомни сама какие… Если там и есть немного нежностей, то ерунда. Пойми, хотелось хоть немного ей радости подарить, почти девочка… Чувствовал себя виноватым. К тому же, я просил сжечь их, не таскать за собой, зачем они ей…
Юлия даже не злилась. Сейчас его ей было жалко и смешно. А вся борьба казалась далёкой и глупой. Не теряя нить разговора, ответила:
— Ага, разбежалась и сожгла. Ты ж Рутковский. Рядом с тобой даже запятой можно получить бессмертие.
У него округлились глаза. Не выдержав она рассмеялась.
— Чёрт! — вырвалось у него в сердцах с хлопком ладони по ляжке.
— Пошевели память. Вытаскивай на свет божий, что ты ей там заливал? — рассердилась она.
Поняв, что не отвертеться, он наморщил лоб демонстрируя ей, вот, мол, как стараюсь.
— Когда это было-то… О, вспомнил. "Соловушкой несравненной" и "воробушком" называл.
Юлия проглотила улыбку.
— Ну с последним пернатым понятно, вся страна её так называла. "Воробушек" Рутковского. Ещё и в энциклопедию добьётся, запишут. А как же диковинка. А "соловушкой" с чего? Да ещё несравненная? За что ты так птичку обидел?
Не замечая иронии жены объяснялся:
— Пела неплохо. А я же жуть как песни люблю. Слушал.
— Костя, с тобой не соскучишься. У тебя же там целый ансамбль был. Слушал бы, кто мешал. Неужели мало? Ах, да- индивидуально слаще.
— Люлюсик, не иронизируй. Сама же понимаешь, это не то. Ты же меня знаешь, как облупленного. Песня в непринуждённой обстановке… — Заметив в смехе скорчившуюся жену, погрозил пальцем:- Смех во время еды, опять же, опасен, я могу подавиться.
Юлия серьёзно отнеслась к замечанию.
— Ты абсолютно прав. Замечание принимается. Питание — важная вещь. Ладно, будем надеяться, что обойдётся. По крайней мере, пока мы живы, она не посмеет пустить их в ход. А вот не станет нас, она развернётся. Нафантазирует.
Он сам отложил вилку и бросил нож.
— Ты считаешь? Но зачем ей это? Поняла ж, наверное, что огород городил… Да и не прилично!
Он поморщился, она встревожилась.
— Ты в порядке? Где болит?
Он осторожно выдохнул горький воздух из себя и кивнул:
— Нормально, но ты не ответила…
— Хочешь знать? Изволь. Кто она такая? Песчинка на дороге войны. А ты Рутковский. Быть прицепленной к тебе хотя бы таким способом это уже попадание в историю. Это первое.
— А второе? — потёр он подбородок.
— А второе, женщина, замеченная в постельных отношениях с любого рода начальником, становится центральным объектом любых сплетен. Костя, "подстилка" на войне даже у такой личности как ты, это только подстилка. Она живёт с этим. Даже если все молчат, ей всё равно, кажется, что пальцем показывают. А вот, если сделать свой образ романтичным. Фронтовая любовь Рутковского, например, — звучит? Это уже другой коленкор. К тому же организация ради которой она пыхтит воспользуется этим непременно с толком стараясь ей помочь. От нервов до инфаркта- один шаг. Живой мешаешь ты.