— Разрешаю посмеяться, — сказал Нюберг шипящим, как у мумии, голосом. Йельм поймал его на слове. Продолжая двигаться по коридору, Нюберг прошелестел:
— Меня ждет служебная командировка.
— Постарайся больше никого не таранить, — посоветовал ему Йельм. Не поворачиваясь к нему лицом, Нюберг подал ему палец своей здоровой руки.
Затем Йельм заглянул к Черстин. Она как раз положила телефонную трубку.
— Звонила Лена Лундберг, — тихо сказала Хольм. — Она спрашивала, можно ли ей приехать.
— И что ты ответила?
— Ответила, что можно, — Черстин пожала плечами. — Может быть, кто-то из них сумеет дать другому какие-то объяснения. Я не могу.
— Она собирается оставить ребенка?
— Кажется, да… Каково это — когда ты должна рассказать собственному ребенку, что его отец — серийный убийца?
— Может быть, он еще сам об этом расскажет…
— Если только доживет до этого, — сказала Черстин и начала с отстраненным видом опустошать свой ящик в столе. — Не забывай, он ведь отправил на тот свет русского мафиози.
— Да, — произнес Йельм, — такое не забудешь.
Он стоял и наблюдал за тем, как она выполняет череду обычных перед уходом в отпуск действий. Это было восхитительно.
— Что мы теперь будем делать? — наконец спросил он.
Она взглянула на него. Он почувствовал, как этот удивительный темный взгляд приковал его к месту.
— Не знаю, — ответила Черстин. — А ты как думаешь?
— И я не знаю. Я уже забыл вкус будней. Все, что мы делали, было как-то чересчур. Как у нас все пойдет теперь, когда мы покинем это замкнутое пространство? Не знаю. Мир уже совсем другой, и мы станем совсем другими. Моя жизнь находится в каком-то подвешенном состоянии.
Черстин не отрывала от него взгляда.
— Это означает «нет»? — спросила она.
Он пожал плечами.
— Это означает «возможно». Возможно, что ты будешь мне страшно необходима. Я почти уже это чувствую.
— Хорошо, — ответила она. — Я в любом случае должна поехать в Гётеборг, чтобы закончить массу дел. Я позвоню тебе, когда вернусь.
— Позвони мне до того, как вернешься, — сказал Йельм.
Они поцеловались. Оторваться друг от друга было почти невозможно.
Черстин показала на его щеку.
— Сегодня твое пятно похоже на сердце, — произнесла она.
Пауль Йельм вернулся в свою комнату. Его ноздри пощекотал приятный аромат свежесваренного колумбийского кофе.
— У тебя есть еще время выпить последнюю чашечку кофе? — спросил Чавес.
— Что ты имеешь в виду под словом «последнюю»? — спросил Йельм и опустился на стул. — Я купил кофемолку и упаковку кофейных зерен.
— Кофе по-черномазому, — сказал Чавес.
— Точно, — отозвался Йельм. — Для нас, седовласых.