И, наконец, Сёдерстедт. Арто Сёдерстедт. Уникум. Йельм никогда раньше не встречал такого полицейского. Белый финн, как сам он без обиняков называл себя, был совершенно особым созданием. Йельм никак не мог отделаться от ощущения, что Сёдерстедт вовсе не полицейский; не потому, что он проявлял в чем-то непрофессионализм, совсем нет, а потому, что он действовал и говорил, как истинный интеллектуал, бесстрашный академик, свободно излагающий свои политические теории. Едва Йельм подумал об этом, как Сёдерстедт ответил на вопрос, который Йельм уже успел позабыть.
— Я бы не назвал это квартирой, но она удобно расположена. На Агнегатан. Однушка с кухонным закутком; ведь вся моя большая семья осталась в Вэстеросе. У меня пятеро детей, — пояснил он, повернувшись в сторону Йельма.
Мысль о том, что Сёдерстедт — человек во всех смыслах выдающийся, разрослась до астрономических размеров.
— Пятеро? — ошарашенно переспросил Йельм. — Неужели в Вэстеросе так скучно?
— Да нет, двое были сделаны в Баса.
— Ты служил в Финляндии? И как оно там?
— Нет… там я не работал в полиции. Я поздно стал копом. Были те, кто считал, что мне никогда им не стать.
Йельм похвалил себя за интуицию и стал прислушиваться к голосам за столом. Возможно, Сёдерстедт намекал на каких-то коллег из Вэстероса, а может, и на кого-то из присутствующих. Определить ему не удалось. Однако у него сложилось ощущение, что все, кроме него, хорошо понимают, кого имел в виду Сёдерстедт. Впрочем, долго гадать ему не пришлось.
— Я сказал только, что тебе не стоит агитировать тут за коммунистов, — сквозь зубы пробормотал Вигго Нурландер. Вилка в его руке слегка подрагивала.
— Ты сказал не это, — ответил Сёдерстедт, пристально глядя на Нурландера.
— Не подеритесь! — неожиданно произнесла Черстин Хольм.
Нурландер бросил вилку на поднос, молча встал и понес его в мойку. Даже в состоянии сильнейшего гнева он поставил поднос точно на полагающееся ему место, скомкал салфетку и бросил ее в корзину именно для салфеток.
Йельм оглядел лица тех, кто сидел вокруг них в ресторане. Заметил одну-две откровенно саркастические улыбки. Он криво улыбнулся в ответ.
Посторонитесь, посторонние!
Мы в самом центре бури.
Черстин Хольм повернулась к Сёдерстедту:
— Прости его. У нас есть дела поважнее, чем устраивать тут разборки.
— Он заткнул мне рот, — хмуро пробормотал Сёдерстедт. Примерно минуту он прикидывал, стоит ли начинать драку. А затем сказал:
— И притащил сюда всех иностранцев. За исключением черномазых, конечно.
Сёдерстедт провел рукой по своим тонким, белым, как мел, волосам.