Он, видимо, тоже это почувствовал, во всяком случае, его рука уверенно устроилась на Дашином колене.
– У меня в Праге много знакомых. Деловые партнеры, друзья. Мы можем остановиться в отеле, а можем – в особняке моего друга. Сам он сейчас в Америке, но оставил мне ключи.
– Тебе денег на гостиницу, что ли, жалко? – усмехнулась она.
– Если ты предпочитаешь «Хилтон», то нет проблем. Но ты не видела особняк. С белыми колоннами, в самом престижном районе. Светильники от «Тиффани», все в белых тонах. Швейцар и целый штат прислуги. Бассейн, сад...
– Ух ты! – недоверчиво выдохнула Даша. – Теперь тебе осталось сказать, что зовут тебя Дедушкой Морозом.
– Так оно и есть, – подмигнул Путинцев. – Ну так что? Бесшабашная Даша принимает мое предложение?
– Бесшабашная Даша должна подумать, – кокетливо сказала она. А сама подумала: «Это просто какая-то сказка. Черта с два я теперь отпущу такого мужика!»
Ну а Женя отправилась в бар на Новом Арбате. Она всегда любила ночь. В детстве она врала родителям, что собирается спать, а сама либо предавалась классическому развлечению мучимых бессонницей подростков – чтению под одеялом с туристским фонариком, либо просто бессмысленно курила в форточку. Курила она лет с двенадцати, даже странно, что эта «милая» привычка соседствовала с сильным и чистым голосом.
Уже давно ей не было резона баловать себя постельно-фонарными чтениями. Вот уже несколько лет Женя жила одна, снимала небольшую, но уютную квартирку у черта на куличках, в Ясеневе. Так что у ее бессонных ночей теперь был совершенно иной привычный сценарий. Сначала она расправлялась с вяло текущим временем (а заодно и с последними остатками здравого смысла) с помощью ударных порций алкоголя, потом знакомилась с очередным охочим до легкой добычи мужчиной, и они «продолжали банкет» вместе. Ну а потом, пошатываясь и держась друг за друга, выходили на рассветную улицу, ловили такси. И если одноразовый кавалер был не женат, то мчались к нему, в ином же случае тащились к Жене в Ясенево. Причем у нее был странный принцип – она не любила просыпаться в обществе этих случайных знакомых. Пробовала пару раз, но по утрам ее подташнивало от невыносимого приступа брезгливости: она видела чужие спутанные сальные волосы, раскиданные по ее свеженькой наволочке, мрачно слушала, как чужой, хриплый с похмелья голос что-то фальшиво напевает за плотно закрытой дверью ее ванной, и ей становилось не по себе. Нет, утренняя игра в романтику («Я тебе позвоню, любимая!» – «Не утруждай себя, я сама позвоню!») совсем не для нее. Ночь – совсем другое дело; ночь легко прощает и ее собственное порочное легкомыслие, и некоторую потасканность выбранных ею кавалеров.