– Но если групповушка, то сорок пять, – продолжила тем временем рыжая, – а то знаем мы такое, пробовали.
– По телефону говорят, что двое. Приезжаем – а там мальчишник, – подхватила брюнетка, голос которой оказался гнусавым, с капризными нотками.
– Ладно, – милостиво согласился один из сутенеров, – считайте, что об этом договорились. Медицинское обследование каждый месяц за счет фирмы. Надеюсь, закидонов по части анального секса и тому подобного у вас нет.
Довольные девицы улыбались и ели мороженое.
А Женя подумала, что, когда она устраивалась на работу (кем только ей не довелось побывать до того, как она попала в «Паприку», – и тарелки в ресторане разносила, и на кассе в бистро сидела, и в ателье младшим помощником работала), она смущалась и нервничала куда больше этих дев-акселераток. Несмотря на то, что никто и не думал интересоваться ее эротическими предпочтениями или хотя бы размером ее на первый взгляд и вовсе отсутствующей груди.
Желание делать добро быстро испарилось. Женя потеряла интерес к разговору и собралась было переключить внимание на бармена-мулата (а что такого? он вполне ничего, к тому же весьма красноречиво на нее посматривает! так почему бы и не он? интересно, а смена у него во сколько заканчивается?), но тут вдруг юноше, сидевшему за сутенерским столиком, надоел монотонный процесс перемешивания салата. Он рискнул поднять голову и оглядеться вокруг. Женя задержала взгляд на его розовощеком круглом лице – где-то они уже, кажется, встречались. Да и он уставился на нее пристально – либо она ему понравилась (что почти исключено, Женя никогда не нравилась мужчинам с первого взгляда; ее амплуа – самостоятельное проявление агрессивной инициативы), либо он тоже лихорадочно рылся в недрах своей памяти.
– Женя? – наконец неуверенно спросил он. – Женя Балашова?
– Верно, – немного растерялась она, – а ты...
– Миша Мамонтов! – радостно отрапортовал он. – Мы с тобой в одном классе учились!
– В одном классе, – усмехнулась она. Школьные годы никогда не числились среди ее любимых воспоминаний. И одноклассников она недолюбливала, потому что они были неотделимой частью занудства под названием «учеба».
Хм, Миша Мамонтов... Она, конечно, его вспомнила. Никогда они не были друзьями и даже за одной партой не сидели. Да пожалуй, за все годы школьного соседства они и парой слов не обмолвились. Женя считалась сорванцом и общалась преимущественно с теми, кто прогуливал уроки, чтобы покурить дешевых сигарет на заднем дворе школы. А Мамонтов был классическим очкариком-ботаником, который даже шпаргалками не пользовался. И вот теперь он сидит за соседним столиком в компании великовозрастных сутенеров и проституток-малолеток (интересно, а сам-то он к какому лагерю принадлежит?) и с улыбкой рассматривает ее. А Женю его внимание раздражает, потому что она вдруг вспомнила о том, что выглядит не ахти: полустертый грим не красит ее веснушчатую кожу, и глаза накрашены слишком грубо, и толстовка мятая и неженственная. Зато Мамонтов похорошел и расцвел, точно девица на выданье. При нем больше не было вечных атрибутов юности – очков и прыщей. Его русые волосы отросли и были собраны в хвост. Надо сказать, Жене всегда именно длинноволосые мужчины нравились. Но Мамонтов... Нет, об этом даже думать нельзя, его и мужчиной в полной мере не назовешь. Бывшие одноклассники ведь мужчинами не считаются, во всяком случае, в Жениной системе координат.