— У вас есть фотографии Марии? — спросил я.
— Нет, — ответил он.
Он смотрел на меня с вызовом, словно ждал любого предлога, чтобы взорваться от возмущения.
— У каждого человека своя манера переживать скорбь, — сказал он чуть погодя в ответ на вопрос, который, как он понял, я хочу задать. — Вы наверняка вели бы себя по-своему на моем месте. Так что если допрос закончен, то вам лучше уйти.
Он больше ничего не сказал, а кивнул в сторону двери, которая вела, видимо, на кухню.
Мы встали. Жена вошла, держа в руке кофейник.
— Уже уходите? — спросила она и испуганно вскинула брови.
У нее был совершенно другой вид, чем час назад, когда мы поздоровались. Тогда она казалась беззаботной, как будто и не слышала об исчезновении Марии.
— Все в порядке, дорогая, — сказал Веннельбу. — Ему надо в участок, он же на службе.
Она стояла, прислонившись к двери. Ее жалобный голос и угнетенный вид наводили на мысли о чем-то нездоровом, что ощущалось в стерильной обстановке этого дома.
Когда я открыл наружную дверь, Халвард остановил меня.
— Если вы наткнетесь на какие-нибудь улики… — он помедлил, — …тогда держите их при себе, не надо приходить и дергать меня. Вы делаете только хуже. Это понятно? Сообщите, когда ее найдете. А до этого я не хочу знать, чем вы там занимаетесь. Найдите ее и сообщите мне, хорошо?
Я не ответил.
— И мне кажется, что Ингер сказала бы вам то же самое. Ей и без того трудно, а вы заставляете ее заново все переживать.
Я вышел под дождь. После натопленной комнаты я испытал облегчение, оказавшись на улице под низким темным небом с косо бегущими черными полосами туч.
Веннельбу что-то прокричал мне вслед.
Я обернулся. Он стоял под козырьком парадного подъезда.
— Закройте дело! — кричал он. — Помощи от вас никакой!
Дождь стучал по мостовой. В окне я увидел чье-то бледное лицо. Я сначала подумал, что это не лицо, а отражение просвета между туч на стекле, но оно пошевелилось. Я подумал о будущем ребенке, которому суждено родиться в этом доме, прожить с родителями до четырнадцати лет и бесследно пропасть, будто его никогда не было на свете.
Анна-София позвонила мне на трубку в тот момент, когда Ингер открывала дверь.
— Где ты? — спросила она.
Я посмотрел на Ингер, она повернулась и ушла в комнату.
— Я на работе, — сказал я.
— Я только что звонила туда, — сказала она.
— Я не в кабинете, я в архиве.
Это получилось непроизвольно. Я не успел подумать, как уже сказал.
Пауза.
— Когда вернешься?
— Не знаю. Скоро позвоню, хорошо?
Еще пауза. Я слышал ее прерывистое дыхание. Или это был плач?
— Хорошо? — повторил я, но знал, что она не ответит.