Он взмахнул руками:
— Господи! Опять вы про это! — Он глубоко вздохнул. — Да, я отвечал раньше, и не один раз. У Марии не было парня. Если бы он был, я знал бы о нем. Ингер тоже знала бы.
— Бывало много случаев, — сказал я, — когда родители клялись, что у них рос совершенно домашний ребенок, а потом обнаруживалось, что этот самый ребенок убегал с кем-то, с кем дружил довольно длительное время, и при этом никто, включая близких людей, не знал об этом. Подростки большие мастера скрывать свою личную жизнь.
— И тем не менее я вас уверяю, что у Марии не было парня. Ингер скажет вам то же самое, если уже не сказала.
Опять эта уверенность, почти наглость, и на этот раз я почувствовал, что она меня раздражает. Мне захотелось напугать его, вернуть к отчаянию. Он должен был сидеть убитый и заплаканный, а он сидел так, словно это дело больше его не касалось. Я знал, что могу сбить с него эту спесь, если захочу. Я знал, что мне потребуется на это несколько минут, даже секунд.
Я подумал, не намекнуть ли мне, что на его счет есть кое-какие подозрения, что его опять могут вызвать на допрос в полицию. Потом добиться его согласия на повторный допрос в участке. Долго ли он будет сохранять спокойствие в таком случае?
— А как насчет «Нашествия демонов»? — спросил я.
— Что?
— Вы знали, что она играла в эту игру?
Прошло много времени, прежде чем он ответил, что знать ему об этом было не обязательно.
— Вот видите, — сказал я, — случается, что родители бывают удивлены тем, чем занимался их ребенок в свободное от уроков время.
Впервые за все это время я почувствовал себя победителем. Мне показалось, что я зажимаю его в угол. Ощущение было прекрасным.
Я продолжил:
— Поэтому мы вынуждены спрашивать об одном и том же по много раз. Проверять все возможные факты, и те, в которых вы совершенно уверены, и те, о которых вы и не подозревали.
Я осмотрелся. На окне не было занавесок, только комнатные растения на подоконнике. Комната была пуста: ни книг, ни журналов, ни газет, ни чашек, ни сигарет. Словно эти двое никогда ничего здесь не делали, только сидели на диване или на стульях.
— Вы закончили? — спросил Веннельбу.
— Какова была ваша реакция, когда вы узнали об исчезновении дочери? — спросил я.
— Вы считаете, что я должен воспринимать ваш вопрос всерьез? — совершенно спокойно ответил он.
— Какая первая мысль пришла вам в голову, когда вы узнали, что она пропала? — продолжал я.
— Я подумал, — тихо сказал он, — о бездарных отечественных полицейских и о том, что, видимо, они никогда не сумеют ее найти.
Я не знал, что на это возразить. Даже если я продолжу задавать вопросы, он будет раз за разом ставить меня в тупик. Мое поражение стало фактом. Я зашел слишком далеко и был разбит.