— Точно так же я могу курить любое зелье, какое сочту нужным.
Он глубоко затянулся. Запах дыма был тот же самый, что и в гостиной у Гюнериуса.
— Я не имею права распространять это, но могу употреблять. Точно так же я могу быть нацистом в теории, но не на практике.
Он засмеялся. Потом протянул портсигар мне. Я покачал головой и достал пачку своих сигарет. Малтек откинулся в кресле, заложив руки за голову.
— У вас в стране странные законы.
Он говорил с едва заметным акцентом.
— У меня самого иногда появляется желание заняться политикой. Хочется, знаете ли, выбраться из этого законодательного хаоса.
Я закурил сигарету, от первой затяжки голова закружилась, я не мог вспомнить, когда ел в последний раз.
— Но какие бы они ни были странные, я их изучил. Я занимался ими очень тщательно. И точно знаю, где находится граница дозволенного. И стараюсь, конечно, не нарушать ни одного параграфа вашего уголовного права.
Он взмахнул руками.
— На кой черт нарушать закон, когда все можно сделать в рамках закона?
Произнося каждое предложение, он бросал быстрый взгляд на своего телохранителя, которого я не мог видеть со своего места, как будто он хотел получить подтверждение сказанному.
— Значит, вы законопослушный гражданин? — спросил я.
Он долго думал, прежде чем ответить.
— И честный налогоплательщик. — Он выпустил дым к потолку. — Знаете, в конечном счете, все мы евреи.
Он пустил несколько колечек дыма, которые, дрожа, поплыли по комнате, и я подумал, что он специально тренировался.
— Как звали вашего старого министра иностранных дел? Он сказал: «Все мы сербы». И он был совершенно прав. Все мы сербы, все мы евреи. Ха-ха! У нас у всех больная совесть!
— А что, у сутенера есть совесть? — сказал я без всякой надежды изменить ход беседы.
— Кстати говоря, знаете, какая разница между маслом и маргарином? — спросил он. — Масло делают из коровьего молока, а маргарин из животного жира. Поэтому все считают, что настоящее масло — это благородно, это придает ему вкус и статус. Несколько лет назад в Германии один мужчина убил жену, потому что она кормила его маргарином. Никогда не покупала масло, представляете? На суде он сказал, что у них не было денег, чтобы купить масло, а что же это за жизнь без масла? Поэтому он убил ее. Вот такие дела. Убийство из милосердия. Он прекратил ее страдания.
— Так как насчет совести? — повторил я.
— Гитлер был вегетарианцем. Его очень интересовали эксперименты одного ученого еврея, который пытался создать альтернативный маргарин. Это правда. Эксперименты проводились в Рурской области. В качестве первичного сырья использовали уголь. Из угля делали не только маргарин, но и мыло. При других условиях он был бы послан в концентрационный лагерь, но он получал от нацистов деньги и сумел-таки изготовить хороший маргарин из угля. И Гитлер, и Геринг были вне себя от восторга и решили, что производитель маргарина и его семья должны считаться почетными арийцами. Да-да, он получил даже два высших военных ордена за свой вклад в экономическое процветание рейха. Его фирма существует по сей день — «Имхаузен», вы наверняка слышали о ней. Они еще были замешаны в скандале о поставке химикатов в Ливию, во время эмбарго в начале восьмидесятых, помните?.. Кроме всего прочего, — сказал Малтек, не дожидаясь ответа, — для работающих в моей сфере очень важно вести себя прилично, быть на хорошем счету. Вы понимаете, что я имею в виду. Надо быть готовым, что тебя станут проверять с ног до головы. Надо иметь документы и все, что положено, в безупречном порядке, чтобы не попасть в западню. Я тружусь уже несколько лет и могу сказать, что ни у кого ни разу не было претензий к моей бухгалтерии. Никогда!