– Ну, извини, – сказал Атаманов. – Когда я приглашал в дом экономку, я не рассчитывал на королеву в изгнании. Но приятно, что и говорить, под видом бижутерии получить настоящий бриллиант. Чаще бывает наоборот.
Сравнение с бриллиантом польстило Насте и усилило ее эйфорию.
Всю дорогу домой Атаманов обнимал и целовал бриллиантовую экономку. Правда, в пункте назначения сладкая парочка синхронно вырубилась, едва добравшись до дивана.
Наутро, обнаружив себя в объятиях Атаманова (при полном параде, в мехах и жемчугах), Настя долго лежала не двигаясь. Во-первых, наслаждалась близостью тяжелого, мускулистого тела художника. Во-вторых, ждала, когда он откроет глаза, увидит подругу и начнет осыпать поцелуями.
Но тщетно! Атаманов и не думал просыпаться. Настя поняла, что скорее она обзаведется синдромом сдавливания мягких тканей, чем дождется его пробуждения. И тихонько выбралась из-под массивной туши Атаманова.
Стрелки часов подбирались к двенадцати. Настя готовила обед и вспоминала, как художник целовал ее в машине. При этих воспоминаниях на нее накатывали горячие волны. Или это шел жар от плиты?
«Да, да, да! – думала Настя. – Ну наконец-то его проняло! Вероятно, он и раньше питал ко мне симпатию, но не хотел укладывать наши отношения в пошлую схему «господин – прислуга». Он на корню давил полыхавшее в сердце чувство! Сейчас он проснется, и между нами все решится!»…
Андрей не стал обедать. Появившись в кухне, он буркнул что-то нечленораздельное, аккуратно – взяв за плечи – отодвинул от холодильника Настю и, добравшись до бутылки, долго булькал минералкой. А потом заперся в мастерской и не выходил оттуда целые сутки.
«Творческая личность, – едва не плача, объяснила себе Настя. – Большой оригинал. Его трудно понять…»
– Извини, я, кажется, позволил себе лишнего, – хмуро бросил Атаманов, когда они встретились вновь.
– Ничего страшного, – убито пробормотала Настя. Она искала его взгляд, но художник смотрел в сторону.
– Ты же понимаешь, я был пьян.
– Не стоит оправдываться…
А если бы он не был пьян?
Он не рискнул бы прикоснуться к ней губами?
Неужели она ему противна?
– Я плохо помню тот вечер, – соврала Настя. – Но вроде бы у нас все было прилично.
– Да, прилично, – повеселел Атаманов. – Знаешь, я так плодотворно работал эти сутки. Поймал вдохновение. Наверное, ты моя муза.
– Муза?! – вскинулась Настя.
Из ледяной воды – в огонь.
Арктическая вьюга, а после – африканский зной.
И наоборот.
«Я не выдержу!»
– А чего мы сегодня будем есть? – вспомнил Атаманов. Он весело улыбался, глаза блестели.
Да, его настроение менялось мгновенно. Но Настя решила терпеть. Она уже располагала опытом сосуществования с незаурядной личностью – Платонов тоже бывал то резок, то ласков. «Ладно, я подожду», – подумала она. Ее сердце замирало при взгляде на Атаманова. Он очень ей нравился, нравились его дом, заснеженный лес, морозный воздух, белки. Невесомая, переливающаяся вуаль влюбленности окутывала для Насти все вокруг.