– Ты чего это с молотком бегаешь? – изумился Здоровякин. Он с подозрением оглядывал жену. Та разрумянилась, волосы растрепались.
– С молотком? – Маша озадаченно посмотрела на свою руку, сжимающую инструмент. – А, ну это… Тараканы. Представляешь? У нас появились тараканы. Вот. Борюсь. Пять штук уничтожила!
Здоровякин аккуратно изъял орудие убийства и поцеловал жену в потный лоб.
– Машечка, – сказал он нежно. – Как я по тебе соскучился… А тараканов я лучше сам. Тапочком.
«А как же любовница? – растерялась Мария. – Он по мне соскучился! Ага, любовницы стало мало. Теперь и жену подавай! И все-таки… Неужели подействовало? Едва я расколотила маску, Илья сразу же изменился… Вот она, победа! Триумф воли! Да здравствует…»
– Кстати, а куда подевалась масочка? – строго осведомился Илья, рассматривая пустую стену. – Неужели разбили? Маша! Отвечай!
Глава 25
Девочки, не связывайтесь с художниками!
«Я скоро разучусь говорить», – поняла Анастасия.
Круг ее общения ограничивался продавцами поселкового рынка и магазинов – там она покупала продукты. Обмен фразами «Сметана свежая?», «Возьмите вырезку, не пожалеете!», «Мне – два килограмма яблок» вряд ли относился к разряду полноценных коммуникативных актов.
Но Атаманов с ней не разговаривал! Он шуршал в мастерской, колотил грушу, бренчал на гитаре. Он уезжал в город и возвращался. Он был преступно молчалив и вовсе не желал позабавить себя беседой с Настей.
Чудесный вечер с фейерверком канул в прошлое. И вновь – равнодушное молчание, холодный взгляд, устремленный мимо Настиного лица.
Настя превратилась в опытного ловца бабочек. Она караулила с сачком, выжидала. Ее трофеями являлись мимолетная улыбка Атаманова, случайно оброненное им слово. Настя бережно запечатлевала в памяти эти моменты. Они были драгоценностями, извлекаемыми из тайников души в сумерках, когда тени на снегу становились фиолетовыми и грусть до краев наполняла Настино сердце. Что же ей оставалось? Она вспоминала, как Атаманов вдруг улыбнулся ей, спускаясь по лестнице, и назвал «кенгуренком». Как прижал к себе, наблюдая за беснующимся в небе фейервеком. И это было мгновение счастья – яркого, ослепительного. Но таких мгновений было ничтожно мало.
«Как я попалась, – возмущалась Анастасия. – Ну почему я такая зависимая! Почему я не живу своей жизнью? Теперь вся моя жизнь – это он…»
Помнится, бегство из города и лесное уединение планировались в качестве тайм-аута для Настиного сердца. Здесь она должна была привести в порядок мысли и чувства. Но все обернулось иначе. Настя вновь ввергла себя в рабство, полностью подчинив душу художнику. Проклятый Атаманов лишил ее остатков самоуважения. Она презирала себя за неспособность вырваться из клетки, прутья которой были выкованы из обаяния Андрея, его мужской привлекательности.