Паоло повернулся ко мне:
— Думаю, надо спрятать женщин в церкви.
На этот раз Элизабетта не стала спорить с нами. Мы с Паоло вдвоем понесли матрас с пожилой дамой. Элизабетта шла за нами с корзиной, в которую положила лекарства и запас еды и питья. К церкви уже стекались женщины и дети, и монахи впускали их внутрь. Мы нашли Элизабетте хорошее место у боковой двери, рядом с лестницей, которая вела в крипту.
Если бы ей пришлось бежать, она оказалась бы у самой двери.
А если бы понадобилось более надежное убежище, она могла спуститься в крипту. Мы сказали ей, что кто-нибудь из нас будет каждую ночь подходить к этой двери — удостоверяться, что запас еды еще не иссяк. Затем мы покинули ее. Мы сделали все, что смогли.
Больше парламентеров не было.
Вместо того чтобы вести переговоры, они выдвинули свою артиллерию на позицию, расположенную как раз напротив наших пушек. Я находился с отрядом милиции, поставленным защищать этот участок стены. Мы провели пробную артиллерийскую стрельбу. Когда одно из ядер не долетело до рядов противника, какой-то из милиционеров весело воскликнул:
— Если мы не можем достать до них, то и они до нас не достанут!
Им понадобилось время на то, чтобы расставить пушки. Целый час их бомбардиры подвигали орудия то так, то эдак, то вперед, то назад, что-то подкручивая и подправляя, и наконец установили с наилучшим прицелом. Потом они приволокли металлические ядра и сложили кучками у каждого орудия.
У них было по девять ядер для каждой пушки. И шесть пушек.
Девять ядер на каждую. Пятьдесят четыре ядра. А сколько еще орудий могло быть у них в запасе?
Я прошелся вдоль стены, которую мы защищали. У нас было построено несколько окопов с брустверами, но не слишком глубоких. Я вспомнил, какими мощными были оборонительные сооружения в Мирандоле и Равенне и как легко они были пробиты. Я встретил Паоло, который поддержал мое мнение об окопах. Мы пошли к командиру, но тот не стал нас слушать.
— С этой позиции они не смогут нас достать, — заявил он. — Все их усилия будут напрасны. Им придется передвигать всю свою артиллерию вперед. И тогда наш огонь сокрушит их.
В том, что этот человек ошибался, не было его вины. Он никогда не воевал, никогда не участвовал в сражении. Последний раз он занимался своим делом, когда французы приходили во Флоренцию и оставили после себя ту артиллерию, которой он нынче располагал: это были недальнобойные фальконеты и старомодные полукулеврины. Он не знал, что испанцы теперь — самые высокопрофессиональные солдаты во всей Европе.
Они решили подождать до следующего дня. Всю ночь мы смотрели на их походные костры, слышали песни и смех. Тем временем мы с Паоло навестили Элизабетту. Помимо еды Паоло принес ей кинжал, а я — меч, который валялся на земле рядом с задремавшим милиционером. То, что один из них мог во время осады спать, отстегнув от пояса меч, многое говорило о том, насколько они не придавали значения подстерегающим их на войне опасностям.