И делал он это не из праздного любопытства. Ибо я видел его истинную цель — хотя, может быть, лишь какую-то ее часть, — названную монаху у входа в покойницкую. Если мы обнаружим проблему, то будем искать способ ее решения. Потому что было совершенно очевидно, что именно случилось с сердцем Умберто. С возрастом входящие и выходящие каналы сузились и ограничили ток крови. Но что толку от этого знания? Разве возможно было прочистить эти каналы и дать моей бабушке прожить дольше? В последние месяцы жизни ее сердце уже ослабело под тяжестью лет.
Я вспомнил, как бабушка положила мою руку на свою чахлую грудь. И я услышал за ребрами, под увядшими грудями, слабый, неровный стук. Там, в глубине ее тела, тихо трепетало сердце. А потом оно вздрогнуло и затихло. Бабушка знала, что ее тело износилось. Но она не знала, почему это произошло.
— Наверное, от этого умерла и моя бабушка, — сказал я.
— Сколько ей было лет?
Я не мог ответить на этот вопрос. У нас возраст не измерялся в годах. Мы измеряем течение жизни сменой времен года. Времена года менялись много-много раз, пока она жила на земле. Уже прошло второе лето с тех пор, как я закопал ее вещи и бумаги и смотрел, как сжигают ее кибитку.
— Она была очень старая, — пожал я плечами.
Хозяин посмотрел на меня с любопытством.
— Оказывается, ты знал свою бабушку, Маттео? Прежде ты не упоминал о ней.
Я молчал, сжимая в руке фонарь. Когда в первые дни в Переле меня попросили рассказать историю своей жизни, я назвался круглым сиротой. И ни словом не обмолвился ни о какой бабушке.
Вот я и попался!
— Так что насчет бабушки?
Я заморгал.
Хозяин остановил свою работу.
— Маттео! — окликнул он меня. — Ты сказал, что твоя бабушка была уже очень старенькой, когда умерла.
— Я… Я… — Опустив голову, я пролепетал что-то нечленораздельное.
Он вернулся к работе. Пока он будет заниматься другим органом, я успею сочинить какую-нибудь байку о бабушке.
У меня немного отлегло от сердца.
— Может, у тебя были и другие родственники кроме бабушки?
Он застал меня врасплох, и я не знал, что сказать, но он, словно не замечая моего смущения, продолжал:
— Еще в Переле я обратил внимание, что в одном месте своего рассказа ты употребил слово «мы».
В моих глазах, наверное, мелькнула тревога.
— Это было, когда ты рассказывал о Венеции, — улыбнулся он. — Ты говорил, что вы смотрели на лодки в лагуне. Ведь это бабушка была тогда с тобой? Или под словом «мы» ты имел в виду кого-то другого?
От страха у меня сердце ушло в пятки.
— Не помню, чтобы я говорил «мы», — пробормотал я. — Ничего такого не имел в виду. Просто неудачно выразился… Не умею правильно говорить. Я же… малограмотный…