Мактавиш посмотрел на него, оторвавшись от игры с котенком — тот бегал по кровати и ловил веревочку.
— Кушать хочу. Мама говорит, что до завтра мне ничего нельзя, кроме бульона и гренок. Я не люблю, гренки и бульон! Хочу картофельного пюре!
Плам улыбнулась Гарри, глядя на него потеплевшими, нежными, бархатистыми карими глазами.
— Каждый раз, когда он меня так называет, я просто таю.
— Как, «мама»? — Она кивнула. Гарри окинул взглядом пустую детскую. Его губы сложились в кривую усмешку. — Боюсь, что очень скоро вы начнете от них прятаться, услышав, как они вопят в коридорах «мама!» и ищут вас. А ты, молодой человек, будешь делать так, как говорит мать.
Мактавиш скорчил гримасу и снова начал играть с котенком. Плам встала, поговорила с одной из горничных, снова повернулась к Гарри и, улыбаясь, отбросила с его лба непокорный завиток.
— Я велела приготовить вам ванну, муж мой. Похоже, вам не помешает освежиться после этих четырех дней. Обед будет через час.
— Такая верная долгу жена?
Она лукаво улыбнулась.
— Что-то вроде этого.
— Плам… — Гарри привлек ее к себе, не думая о том, что на кровати у них за спиной играет Мактавиш. От ее прикосновения его окутало теплым счастьем, оно усиливалось, превращаясь во что-то более примитивное, более земное. Он чмокнул ее в кончик очаровательного носа. — Плам, до сих пор у меня не было возможности вас поблагодарить, но я хочу сделать это сейчас.
— Поблагодарить меня? — Она наморщила лоб, и прямые брови сошлись вместе. — За что?
— За помощь с Мактавишем. За спасение его жизни.
Плам с минуту смотрела на него, удивленно приоткрыв рот, потом вырвалась из объятий.
— Поблагодарить? Вы хотите меня поблагодарить? Как будто я прислуга или доктор?
Что он такого сказал, что так сильно обидел ее?
— Не как прислугу, конечно, просто вы могли и не ухаживать за Мактавишем. Я же вам сказал, что сам с ним посижу.
— Потому что он ваш ребенок! — воскликнула Плам, сжав кулаки.
Гарри не понимал, почему она так рассердилась.
— Да, потому что он мой ребенок.
— А не мой!
— Нет, не ваш. И поскольку до нашей женитьбы вы ничего не знали о моих детях, я понимал, что просить вас ухаживать за ними, когда они болеют, это уже чересчур.
Щеки Плам заполыхали. Гарри уже собрался спросить ее, что он такого сказал и почему она так разозлилась, но тут она влепила ему пощечину — сильную! — повернулась и выскочила из комнаты. Он растерянно стоял, потирая щеку, и думал, что, наверное, Плам из-за недосыпания тронулась рассудком.
В двери, ведущей в комнату девочек, появилась Герти.
— Вы оскорбили леди.