Анатолий вдруг понял, что лежит на полу и смотрит на склонившуюся над ним Мамочку. Та держала в руках миску и, зачерпнув ложкой какое-то варево, поднесла ее к губам Анатолия.
— Ешь, солдат. Тебе нужно есть, чтобы силы вернулись.
Анатолий послушно проглотил угощение и неожиданно для себя нашел его очень вкусным. Скорее всего, это были грибы, приготовленные каким-то особым способом. Он съел еще одну ложку супа, затем еще и еще. Миска опустела. Мамочка поставила ее на пол и положил руку на лоб Анатолия:
— Жар прошел. Ты выкарабкался, солдат.
— Где я?
Анатолий приподнялся. Он увидел, что лежит на полу крохотного помещения, укрытый старым, дырявым одеялом. Комнатушка освещалась керосиновой лампой. Через приоткрытую дверь был виден горящий костер и подвешенный над ним черный от копоти котелок.
— Где? У меня в берлоге. Мы в боковом туннеле неподалеку от Маяковской.
— Маяковская? Как я здесь оказался?
— Очень просто. Приполз.
Его нашли на путях. Оборванный, грязный и босой, он бредил о конце Метро, беспричинно рыдал и молил поскорее зарыть его в землю рядом с Колькой на Лубянском кладбище. Значит, никаких гэмэчелов? В Метро все осталось таким же, как прежде?
Да. Пока, во всяком случае.
Толя захохотал — безудержно, до судорог, как хохотал опоенный Корбутом Серега.
Мамочка взглянула на него с тревогой и вновь пощупала лоб.
— Не волнуйтесь, — переводя дух, с трудом выговорил Анатолий. — Все в… Нормально, в общем. Послушайте, Мамочка… Мне ведь вас так называть?
— Окстись. Я Клавдия Игоревна, — строго сказала женщина. — И не приведи тебе Господь встретиться с Мамочкой.
Он посмотрел на Клавдию Игоревну. Во время их предыдущей встречи все в ней выглядело пугающим: и шрам на лице, и глубоко запавшие глаза, и седые волосы. Теперь перед Анатолием сидела самая обычная, очень усталая и бесконечно несчастная женщина. Когда-то она получила от Анатолия кусок свиной колбасы и отблагодарила тем, что спасла ему жизнь.
Женщина встала и направилась в угол комнатушки. Порылась в ворохе сваленного там тряпья. Положила на пол рядом с Анатолием драный свитер, потертые джинсы и старые ботинки без шнурков:
— Вот. Можешь одеться.
Чтобы не смущать Анатолия, женщина вышла наружу. Когда он встал и наклонился к груде одежды, то вдруг понял, что очень долго не ухаживал за больными ногами. Анатолий замер, не находя в себе сил посмотреть на язвы. Без мыла, теплой воды и чистых повязок они должны были расползтись и углубиться до самого мяса. Тогда где же боль? Где мерзкое ощущение того, что тело гниет? Неужели он еще настолько слаб, что не в состоянии понимать это? Посмотреть на ноги все же придется. Рано или поздно он все равно увидит язвы и станет думать о том, что с ними делать.