– О чем, черт возьми, ты болтаешь?
– Об Отэм! – закричала она. – Когда ты вышел, ты не был возбужден, а когда вернулся после разговора с ней – уже был.
– Отэм тут совершенно ни при чем.
– Нет, при чем. Ты годами искал себя и все равно ни хрена не понял. Тебе хочется трахать Отэм, и это терзает тебя, грызет тебя, делает тебя круглым болваном! – Лайза соскочила с кровати. – Не смей мне звонить до тех пор, пока тебе не захочется именно меня.
На высокую ветку дуба уселся кардинал и стал радостно подзывать самочку. Брайан недовольно покосился на шумную птицу, зевнул и ткнул вилкой в омлет. Он провел ночь, успокаивая Лайзу. Ревность превратила исключительно покладистую женщину в сущую стерву. Когда они не трахались, она занудствовала. Снова и снова Лайза напоминала ему, что он лишил ее невинности на сеновале, а потом уехал, то есть бросил. А она долгие годы ждала, когда же он вернется домой.
«Ждала – в перерыве между двумя мужьями», – подумал Брайан. Только в четыре часа он наконец смог отвезти ее домой, да и то ему пришлось буквально одеть ее, вынести из дома и затолкать в машину.
Брайан посмотрел на тарелку с овсянкой, стоявшую напротив него. Отэм попросила накрыть ей завтрак на террасе, однако есть не вышла. Еще на столе лежала стопка финансовых отчетов. Он попробовал просмотреть их, но было как-то слишком уж тихо. Не получалось сосредоточиться.
Брайан взял в рот кусочек омлета и вдруг понял, что он стал рабом привычек. Утро казалось ему каким-то не таким, если напротив не сидела и не болтала Отэм. Впрочем, нет, она не болтала. У нее была поразительная манера направлять беседу так, чтобы, не касаясь самой себя, заставить говорить главным образом его. Если бы он собрал воедино все, что знал о ней, то сумма практически равнялась бы нулю.
Он положил вилку на тарелку. К столу подошла Дэйзи и показала на омлет:
– Что такое с омлетом?
– Ничего.
– Тогда почему не ешь?
– Что-то не хочется. Где Отэм?
– Бегает. Ты бы лучше сегодня утром с ней не балагурил. У нее плохое настроение.
– Я не балагурю с Отэм.
– Нет, балагуришь. Все время к ней цепляешься. – Дэйзи отвернулась. Со стороны розового сада приближалась Отэм. – Не забудь, что я тебе сказала.
– Слушаюсь, мадам.
Отэм, все еще тяжело дыша, села напротив. В лучах утреннего солнца каштановые волосы отливали бронзой и золотом. На верхней губе у нее выступили бисеринки пота.
– Доброе утро.
Брайан смотрел, как она наливает молоко в тарелку с овсяными хлопьями и размешивает кашу ложкой.
– Как ты можешь есть такое дерьмо?
– Могу – наверно, потому, что я на нем выросла. В отличие от тебя, бывали времена, когда у нас в доме ничего другого не находилось.