Четверо в дороге (Еловских) - страница 109

После революции вся нечистая сила куда-то запропастилась, не видели люди ни чертей, ни ведьм, ни русалок, ни домовых. Богомольные бабки в тупик становились, когда пионеры прилипали с вопросом: куда делась нечистая сила?

В тот субботний вечер мы долго толковали об этом с Катей. Она немножко верила в потусторонний мир; не заговаривала о боге, не молилась (да и молиться не перед чем было — иконы я сжег, а на их место портрет Толстого повесил), но все же верила маленько. Говорила: «Люди всегда верили». Забрасывала меня мудреными вопросами: «А откуда все взялось?», «А как человек появился?» «Тогда б вообще ничего не было, ни земли, ни звезд...»

— Нет, чё-то тайное есть. Бог ли, не бог ли, а есть... Подружку мою, Настеньку покойную, помнишь? Так вот, раз гадали мы с ней ночью, в бане. Свечка, значит, два зеркальца... Глядим, глядим... Аж в глазах рябит. А ты подожди хохотать-то. Подож-ди! Я ничё не увидела, а Настеньке какой-то человек привиделся, черный с рогами. Заорала и бежать. Орет — и мне тоже чё-то страшно сделалося. Грохнулась Настенька на кровать, слово сказать не может. Расспрашиваем — молчит. Ведь вот увидела же! Ну, чё ты ржешь? Ну чё ты?!

В окно постучали. Это была нормировщица Аня.

— Батюшки! — охнула Катя, взглянув на часы. — Уж двенадцать почти. Где ж Дуняшка?

Аня тяжело, как старуха, перешагнула порог, улыбнулась виновато. Подала бумажку.

Рука у меня вдруг затряслась от предчувствия чего-то недоброго. Буквы прыгали.

— Прочти-ка сама.

— Да уж лучше вы.

«Дорогие мама и папа. Я ухожу к Васе Тараканову».

Катя подскочила:

— Ой, гос-по-ди!

«Мы любим друг друга и решили пожениться».

— Ох, ты, батюшки! — не выдержал и я.

«Простите, что ничего не говорила про это намеренье свое. Все как-то боялась. Вы бы ведь все равно не разрешили, я же знаю. А я не могу... Что хотите делайте. И Вася любит меня. Только не думайте о нем, пожалуйста, плохое, одно плохое. Он по-настоящему любит меня. Так что простите нас обоих. Дуня».

— Нет! — крикнула Катя — Н-н-нет!! Собирайся, Степан. Я ему, дьяволу, я ему, сволоте, счас глаза повыцарапаю. Я ему!!

Начала торопливо одеваться.

— Подожди, Катя.

— Одевайся!!! — закричала жена диким голосом.

— Подожди, Катерина!

— Да ты чё?! Погубить хочешь девку?!

— Не говори, чего не надо.

— Покудов мы тут растосуливаем...

— Успокойся же, бога ради!

— Если ты не хочешь, так я одна... Тебе все равно, чё с ней будет.

— Не надо им мешать, — сказала Аня тихо и убежденно.

— А ты тут!..

— Перестань, Катя! — Я точно окаменел.

«Побежать, увезти ее! Пойдет ли? Убежит снова. И правильно ли сделаю? Она не знает его. Я не рассказал всего, не предупредил... Я виноват. Она поймет потом, позднее. Будет винить себя, а виновен я... Почему виновен? Я же говорил ей о нем. У, дьявольщина!!!»