— Строителей я приглашал, но никто не пришел.
— Никого вы не приглашали, — сказал недовольно начальник отдела капитального строительства, старый, болезненный человек.
— Я звонил.
— Кому?
— К вам в отдел.
— Ну, ко-му конк-рет-но?
— Я уж сейчас и не помню.
— Ну, вот видите: он не помнит.
— А все же я звонил.
— Вы должны были говорить прежде всего со мной. Ну как так можно?! — Голос у строителя дрожал, старик вел себя так, будто сидел на шильях.
— Это уже не имеет значения, — махнул рукой Сорока. — За строительство отвечаете вы, товарищ Шахов. И вижу, зря мы поручили вам это большое дело. Зря!
Работу на стройке приостановили.
Когда мы остались одни с Шаховым, я сказал:
— Я ведь говорил, Егор Семеныч, что земля здесь кое-где слишком мягкая.
— Не помню.
Он неподвижно сидел за столом, будто застыл — совершенно необычная для него поза. Толстые губы сжаты. Уперся в одну точку и кажется, что в мыслях где-то далеко-далеко.
— Ну, как же не помните?
— Я этого не помню. — Поднял глаза. Глядит как режет.
— Надо было основательно проверить...
— Проверяли, проверяли...
Он врал, он не мог не помнить, такое помнят. Значит, врал и на совещании: не звонил строителям. Тогда ему и в голову не приходило звонить: он да еще будет спрашивать, у кого-то консультироваться.
Нас по обычаю того времени, долго — почти все лето — склоняли на собраниях, совещаниях и в газете за провалы на стройке. И тут еще одна неприятность выплыла: в обдирке один за другим сломались три центровых станка. Василий в ту пору был в отпуске.
Пришел директор, теперь он частенько заявлялся к нам.
По-разному выглядят люди. У одного лицо точно маска — и в горе, и в злобе, и в радости одинаковое, голос тоже всегда почти один и тот же, попробуй что-то пойми. Другой весь на виду. Сорока относился ко второй категории людей. Говорят, хуже, когда руководитель «весь на виду», нужна какая-то маска, ее дипломатично называют — «выдержанность», «умеет себя вести» и так далее. Мне нравятся руководители без масок.
Голос у Сороки необычно громкий и злой, губы заострились — хлеб можно резать, брови расширились, разлохматились — на воротник годятся.
— Что у вас такое происходит?
Шахов ему ту же песню, что и мне: «Стахановцы сталкиваются с устаревшей техникой, ломают старые технические нормы»...
— На кой черт нам такие рекорды? — вконец вышел из себя Сорока. — Несколько десятков труб сверх нормы и такой убыток.
— Так только с центровыми. Я не раз докладывал вам. А насчет убытков. Простои и убытки невелики.
Голос у начальника цеха тоже злой. В этот раз Шахов держался с достоинством, видимо, уверен был в своей правоте.