— Ну-ну, сдурел что ль или выпил?! — Сычев откинул руку Горбунова. — А ишо профорг.
— Неуж это ты? Глазам не верю. Бог ты мой! Ты ведь! В самом деле ты. Т-ты!! Чудеса! Как в сказке. Ха-ха-ха! — Хохотал он прямо в лицо Сычеву. — Здравия желаю, ваш-ше бл-лагородие! Надо же!..
— Чё ты плетешь? Ну чего ты плетешь-то? — Сычев говорил быстро, хрипловатым грубым голосом, по-шарибайски окая — изображал простака.
— Хотя ведь ты был не офицером, а унтером — нижний чин. До благородия не дотянулся. Но каким унтером! Всем унтерам унтер. А ишо говорят, будто чудес не бывает.
Сычев матюкнулся.
— ...с ума сошел, что ли? Ты чего тут комедию разыгрываешь? За кого меня принимаешь? Какого черта!..
— Изменился. Сгорбился и почернел. И усов не стало. А каким молодцом-то был, ух! По-пал-ся!! — Последовала грубая бессмысленная брань. — Попался, гадина!!!
Станки громко, монотонно гудели. У входной двери завывала автомашина, и Сычев едва понимал тихий, озлобленный и шипящий говор профорга.
— Ой-я!! Оно славно так... Хи-хи!
Горбунов будто не слышал идиотского смеха.
— Ишим не забыл? Помнишь, как в подвале?.. А?! А помнишь на окраине Ишима, у скотского кладбища... ночью?..
— К воздуху бы, в поле... — тараторил Сычев, не глядя на Горбунова.
— У скот-ско-го кла-дбища, — уже громко, раздельно и четко повторил Горбунов. — Залпы. Ночи три или четыре были залпы. Мы с тобой хор-р-ошо все это помним, оч-чень хо-рошо! Тюрьму ты охранял по всем правилам. Как и положено у Колчака. Не вздумай вилять, гад! Не виляй, слышь! Слышишь? Я тебя навек запомнил, сволота! Морда другая стала, а ухо — попробуй-ка спрячь. Оно у тебя аккурат наполовину отсечено. Я ишо тогда в Ишиме подумал: «Наш рубака промахнулся, надо б по башке». Молчи уж! Еще бормочет чего-то. И два пальца у тебя наполовину отрублены. Полного пальца нет — бывает, а наполовину — редко.
Секунды две-три Сычев молчал, не двигаясь, будто застыл, онемел, потом скривил рот, но хохотать не стал, а сказал приглушенным, напряженным голосом:
— Я не расстреливал. Я никогда никого не расстреливал, слышишь? Никогда! Пусть отвечают те, кто убивал. Ой-я! Я ж болен, господи! Меня ж силком... Разве ж пошел бы к ним. Колчак всех забривал. Один я, что ли? Как я мог не пойти, интересно? Ну, побоялся, испугался... В Новоуральске все знают, что я служил. А я и не скрываю. И не думаю скрывать, да. Не один я из шарибайцев. И у нас в цехе двое... двоих, знаю, служили. Назаров Иосиф и Душкин.
— Раз-бе-рем-ся! По морде ты меня тогда съездил, сволочь. И в брюхо пнул. Хотел к офицеру на допрос вести, а я не быстро вставал, ноги отказывали.