...Если начнут копаться, то, пожалуй, докопаются, нынче умеют. Его унтер-офицерская пора — ерунда, легкий насморк. Это потом уже, в Омске, Сычева в офицеры произвели (в тяжкую для себя пору Колчак в либерала играл — из плебеев офицеров делал). И тогда... Та пора уже не насморк, а болезнь смертельная — дураком был, дурацкие дела делал. И лекарства против той болезни нету.
Нету!
Сычев ринулся к выходу.
Горбунов, остановившись неподалеку от цеха, прикуривал. Его лицо, слегка освещенное горящей спичкой, казалось жестким.
На заводском дворе полутьма, сырая, ветреная. Людей не видно. Из цехов доносятся шум машин, пронзительный свист, беспрерывное грохотание, слышатся резкие удары о металл — из каждого цеха свои звуки. Крепкий, острый, ни с чем не сравнимый запах завода бьет по носу, он неприятен Сычеву. Тускловатые лампочки раскачиваются от ветра. Тени заводских корпусов нервно шарахаются из стороны в сторону, пугая Сычева.
— Слушай!.. — Сычев положил руку на плечо Горбунова. — Не говори, бога ради, никому. Они ж силком меня.
Горбунов дернул плечом, сбрасывая руку.
— Разве ж я бы пошел...
— Незаметно было, что силком...
— Не говори, слушай. Ну, ошибся, может, в чем-то немножко. Темный, неграмотный был. Какого хрена я понимал. — Мелькнула спасительная мыслишка: Горбунов — пришлый, откуда знать ему, кто грамотен, кто неграмотен. — Стока лет уж прошло. И разве я один...
— Разберутся, кому надо.
— Да мало ли людей служило у белых.
— Разберутся.
— Да в чем разбираться-то?
— Раз-бе-рут-ся!
— Ты... ты ничего не докажешь.
— Посмотрим.
Многословный Горбунов говорил сейчас коротко, резко.
— Посадить хочешь? — Спросил зло и тут же залепетал быстро, жалко, тихо, как бы про себя:
— В темноте-то глаза болят, уши закладыват.
— Отстань, мне с тобой и говорить-то противно. Плетет, не знай чего.
Горбунов пошел. Сычев дернул его за руку.
— Послушай!.. — В голосе Сычева слезы.
— Уйди!
— Ну, послушай же, бога ради!
— Отстань, говорю! Ты понял?
— Одну минуту...
— Э-э-э!..
Лицо у Горбунова в тени, глаз не видно, но Сычев чувствовал ненавидящий, вперенный в него взгляд.
— Ты в конце концов должен меня выслушать, товарищ Горбунов.
— Какой ты мне товарищ, шваль колчаковская! — Сказал спокойно, сплюнул и, подняв воротник, зашагал быстро, сердито.
Сычев схватил кирпич.