Однажды Птицын при Лаптеве и Весне вызвал по телефону кого-то из областного управления сельского хозяйства: «Ты зазнался, зазнался, дорогой мой. Даже старых друзей забываешь. Скоро я буду в отпуске, тогда поговорим... Как чувствует себя Римма Петровна?.. Готовь армянский коньячок...» Говорил долго, и чувствовалось, что его собеседник устал от разговора, а Птицын все напирал: «Подожди! А я тебе говорю, подожди!..» Слушать его было неловко, стыдно всем, кроме самого Птицына.
— А ведь это болтовня с расчетом, — сказал потом Весна Лаптеву и презрительно фыркнул. — Вот какие мы близкие начальству.
Не терпел Весна никакой позы.
И в другой раз... Птицын, начищенный, наглаженный, говорил Весне нарочито-сложно, возвышенно, а смысл сказанного был проще простого — надо бороться с дурными манерами и неучтивостью новоселовских парней и девчонок.
Весна с бесстрастным лицом выслушал его и прошумел:
— Да, с такой хреновиной надо кончать.
Грубоватая и не очень ловкая фраза, произнесенная с намерением зачеркнуть фразеологию Птицына, рассмешила Лаптева, и он спросил не без желания оградить секретаря парткома от пустопорожнего разговора:
— Что у вас за рукопись?
— План работы моего предшественника. Ловкач! — Весна хохотнул коротко и сердито. — «Начать работу по организации совхозного кабинета политпросвещения». Заметьте, начать! Вопрос расчленен на пять пунктов — дескать, смотрите, как мы основательно, широко за дело беремся. Прошел он по отчетам парткома, комитета комсомола и даже почему-то Дома культуры. Писали два года назад. Все мои старания найти какие-либо следы выполнения хотя бы одного из пунктов не дали положительного результата. А дело очень нужное. Я читал... в колхозе «Россия» Курганской области давно уже создан кабинет политического просвещения. Отдельный дом из четырех комнат. Библиотека. Штатные работники. У них там больше двадцати школ и кружков по повышению политических и экономических знаний. Учатся и коммунисты, и беспартийные. Не только колхозники, но рабочие и служащие, проживающие на территории колхоза. Я говорил с райкомом... Там согласны. Организуем у нас кабинет политпросвещения.
«Силен мужик!»
— Прошу подписать. — Весна подал Лаптеву лист бумаги. — Отдайте под кабинет политпросвещения особнячок Утюмова.
Семья Утюмова переехала в город, и квартира пока пустовала.
«Как быстро забываются люди», — некстати подумал Иван Ефимович. Он не мог вспомнить сейчас ни голоса, ни лица бывшего директора, только маячила в памяти крупная, будто неживая фигура Максима Максимовича.