Мосягин втирал очки. На первый взгляд вроде бы во всю силу работает мужичок: не курит, на сторону глаз не пялит, инструмент на месте, резцы заправлены, станок в ходу. Во всем порядок, везде чистота. Но даже издали я заметил, что Мосягин валяет дурака. Играет, как на сцене.
Увидел меня, недовольно мотнул головой и остановил станок. Будто бы резец переменить. Хитрюга! И меня надуть хочет.
Говорю девушке:
— Не получится у вас, Аня, хронометража.
Аня с недоумением посмотрела на меня. Мосягин заершился:
— Почему это?
— Потому самому. Девчонку за нос водишь и меня решил тоже... Надо увеличить подачу да и обороты. Резец у тебя нормальный, пускай станок-то, пускай. А ну: раз, два, три!
Мосягин даже подпрыгнул от злобы.
— Которая у него стружка? — этот вопрос я задал Ане.
— Пятая. Последняя.
— Охо! Можно завершать на третьей.
— Опробуй сам. — Краешки губ у него опять насмешливо подались куда-то книзу, но тут же выпрямились. А как глядит! Думаете, нагло или сердито? Ничуть. Будто телок — спокойненько, даже ласковость во взгляде. Моргает вяло. Могут же люди так!
Приводной ремень у станка порвался и рваным концом шлепал по шкиву. Шлепки получались забавные, совсем человечьи. В другой раз Мосягин исстонался бы, требуя у шорника новый ремень, а сейчас помалкивал.
— Ну, что ж, попробую, — сказал я. — Завтра на твоем станке и попробую. Вместо тебя.
Хитрый черт этот нарочно замедлял обточку детали. У него свой расчет: будет заниженная норма — подскочит заработок. Все у Митьки соткано из лжи, спутано ею.
Вечером спросил у дочки: что с Аней?
— Любовная лодка разбилась о лед, — пропела Дуняшка.
— Пояснее давай. И не крутись, если разговариваешь с отцом, а то понужну вот! — шумнул я.
— Да, с кавалером...
— А как кавалера звать-величать?
— Шахов.
— Наш?
— Чей же еще! Не пойму я их, слушайте. Его больше всего не пойму. Аня жалуется, что он... будто бы стыдится ее. А ведь она и грамотная, и красивая. Столько парней за ней ухлестывало. Любит вроде бы и прячет любовь свою. Это ее здорово обижает. Она ведь порядочная, Аня-то. А теперь он вроде бы и вовсе в сторону.
И в самом деле, я не раз замечал, как Аня шушукалась с Шаховым, терлась возле него, заглядывая в глаза, как преданная собачка.
— Он что, обгулял ее?
— Постыдился бы, еретик, говорить такое! — ухнула из кухни жена.
Дуняшка передернула плечами: что, дескать, пристаешь, откуда мне знать.