– Я не боюсь, – отозвалась она сквозь зубы.
Лукс вздохнул. Вздох означал: конечно, боишься, перед нами-то зачем притворяться?
– Она боится не патруля, – сказал Развияр.
Яска чуть вздрогнула на его руках.
– А чего? – спросил Лукс.
– Расскажет сама, если захочет.
Яска задрожала. Он прижал ее к себе, успокаивая.
Он носил ее на руках вот уже много дней, хотя она давно набралась сил и могла ходить сама. Он не доверял ее Луксу, и зверуин с каждым днем делался все скучнее. Но Развияр чувствовал, непонятно почему, что Яску нужно нести на руках.
– Это все магия, – сказала она тихим, дрожащим голосом. – Я сама не понимаю, как. Думала, ничего не выйдет… А потом увидела этих птиц, гекса, вас… И тогда земля и небо перевернулись, небо стало полем. Оттуда вырастали молнии, как деревья. Медленно и красиво… и больно, так они росли, и на каждой ветке сидела птица. А потом они улетели. Но на самом деле они падали. А я знала, что делаю что-то ужасное, и само небо разозлилось на меня… за то, что я посмела. Теперь все время кажется, что кто-то сверху смотрит, ищет меня… А спрятаться негде.
– Я понимаю, – сказал Развияр.
– Ты ведь не маг…
– Нет. Но когда я впервые увидел Утро-Без-Промаха в его склепе, в подземелье под замком, – стены будто сдвинулись. Я потом долго боялся низких потолков и узких коридоров.
Сделалось тихо. Ворочалось море, скрипело колесо, перекликались плотогоны.
– Я думал, ты никогда ничего не боишься, – сказал Лукс.
Послышались тяжелые шаги. Явился торговец, таща перед собой тяжелую жаровню на трех ногах – круглую чашу для огня из железа и глины.
– Спасибо, – сказал Развияр и протянул торговцу монету.
* * *
Соленые брызги падали на лицо. В полусне он видел Акку, женщину с лихорадочно блестящими глазами.
– Прощай, – сказал он ей. – Спасибо за гостеприимство.
Она стояла, перегородив дверной проем, не давая ему выйти.
– Что? – спросил он.
Она молчала. Кусала губы.
– Что ты хочешь мне сказать, Акка?
Она наконец отступила. Прижалась к стене:
– Прощай.
Он вышел в узкий земляной коридор с лестницей, ведущей наверх.
– Я буду о тебе помнить, – сказала Акка за его спиной.
Он обернулся:
– Я тоже.
…Сильно качнулся плот. Развияр приоткрыл глаза. Яска и Лукс, тихо переговариваясь, сидели у жаровни. Их лица подсвечивались снизу. Развияр понял, что уже наступили сумерки; он подумал, что надо встать, и снова закрыл глаза.
Страх, который он внушал всему хутору, переплавился в благоговейный ужас. Десятка три мужчин и женщин – маленькая плотная толпа – замолчали и обмерли, когда Развияр вышел из дома и остановился перед ними. Кожевник, стоящий ближе всех, нервно мял в руках край своей куртки: