Инга Шерер положила мясо в холодильник дожидаться своего часа, а набор вымыла и принялась насухо протирать белым, с красными полосками, полотенцем.
* * *
Замок черного хода, выходящего на задний двор дома, Хенрик открыл практически бесшумно, и все четверо вошли в тускло освещенный коридор, из которого крутая лестница вела в подвал, а вторая поднималась в мансарду. Здесь надели черные маски с круглыми прорезями для глаз и рта. Прислушавшись, гигант определил, что в кухне льется вода и раздается какое-то позвякивание. Ткнув железным пальцев в грудь Михе, который хотел идти дальше, он оставил его у двери, а сам осторожно двинулся вперед. Старые половицы поскрипывали под его тяжелым телом. Олесь и Юрок тихо шли следом.
Свернув налево и миновав дверь в гостиную, они подошли к просторной кухне-столовой, ярко освещенной галогеновыми светильниками. Возле мойки стояла высокая женщина с короткой стрижкой, в голубой, расписанной легким серебряным узором шелковой пижаме и босая. Она перетирала полотенцем кухонную утварь и что-то напевала.
– Молодец, хозяйственная! – похвалил Хенрик.
– Ой!
Вздрогнув, Инга повернулась и, увидев три фигуры в масках, остолбенела.
– Только в обморок не падай, – добродушно произнес Хенрик и шагнул вперед. – Побазарим, и все. Юрок, переведи...
– Не бойся, мы только поговорить хотим, – механически перевел тот. Он тоже находился в ступоре и был напуган не меньше, чем Инга. Как выяснилось через несколько секунд – даже больше.
– Давай я ее подержу на всякий случай! – нервным фальцетом выкрикнул Олесь и, опередив главаря, подскочил к хозяйке и схватил ее за руку.
И тут же с воплем боли и ужаса отскочил назад, а в правом подреберье у него торчала сорокасантиметровая «умная» вилка. На дисплее появилась надпись: «Печень, 37°, сырая», но ее никто не читал. Ни сам Олесь, ни его подельники не поняли, что произошло. Хенрик решил, что невзрачный хомяк напоролся сам, но виновата все равно эта сучка, и за свою вину она ответит полной мерой!
А хозяйка тем временем бросилась вперед, как будто хотела обнять и расцеловать дорогих гостей, чтобы загладить свою невольную небрежность. Но свой шикарный нож серии «Кулинар» положить на стол забыла, и блестящая высокоуглеродистая сталь, будто «шикнув», чтобы никто не шумел, рассекла Хенрику горло. Струя артериальной крови цвиркнула наружу, испачкав белый кафель, кухонную стенку и дощатый пол. Огромное тело, хрипя, опрокинулось назад, с грохотом ударившись головой о журнальный столик. Стеклянная крышка разлетелась вдребезги.
Нештатные звуки привлекли внимание Михи, и он, оставив пост, быстро прошел по коридору и заглянул в кухню. Возможно, он ожидал увидеть распластанную на полу хозяйку, с которой распаленные товарищи срывают остатки одежды, или другую, столь же приятную картину. Но вместо этого обнаружил залитого кровью, агонизирующего Хенрика, скрючившегося в углу Олеся, загипнотизированно рассматривающего торчащую из живота черную пластиковую рукоятку, бледного, как мел Юрка, лихорадочно вытирающего сорванной маской потное лицо, и высокую женщину в легком домашнем наряде, сильно перепачканном чем-то красным. У нее был гневный лик богини возмездия Немезиды, а вместо меча – большой красный нож. Издав утробный звук, Миха попятился, протянув руки, чтобы объяснить Немезиде свою полную непричастность ко всему происходящему, но на свою беду он забыл про зажатый в правом кулаке «ПМ» с глушителем. Красный нож, кувыркаясь, полетел вперед и больно клюнул его под левую ключицу, ноги подогнулись, он гулко ударился коленями об пол и завалился на бок. Подскочив, Инга быстро завладела пистолетом, умелой подсечкой сбила Юрка с ног, уперла цилиндр глушителя ему прямо в середину лба и мелодично заговорила на языке Шиллера и Ницше, что было совершенно естественно для этой страны. Только вопросы были специфическими.