— Ого! Вот это карьера! И трех лет не прошло! Ты уж сразу лейтенантские звездочки про запас настрогай. А то вдруг банка потеряется, останешься навеки старшиной. Или знаешь что? Лучше режь сразу генеральские, а то вдруг изведешь всю банку на мелочь, а на самое главное-то, на самые мясистые звезды и не хватит!
— Смейся-смейся… — Голос у Игоря осип, кулаки сжались.
— Смеюсь-смеюсь. Кстати, а там, случаем, не было… — Антон сменил насмешливый тон на просительный.
— Не было, — мстительно ответил Игорь. — Сгнило все напрочь. А ты чего хотел? Почти двадцать пять лет.
— Ну да, — вздохнул старший брат, возвращаясь к работе. — Четверть века…
Еще пять минут назад Игорь готов был растерзать насмешника почище давешней твари, что едва не снесла голову Бате, а теперь ему вдруг стало жалко Антона… Ведь это единственный близкий ему человек. Если не считать Лариски, конечно.
Он отложил свое рукоделие, протопал к сваленному у порога барахлу (кстати, привести в божеский вид еще нужно, но еще чуть-чуть это может подождать) и вытащил из-под вороха штопаной-перештопаной прорезиненной ткани сумку.
— На, держи! — Он кинул на стол перед Антоном несколько растрепанных книг в заплесневелых переплетах.
— Вот это да! — Брат подгреб к себе Игореву добычу и принялся разглядывать ветхие страницы, прикасаясь к ним осторожно, как к величайшей ценности на свете. — Ну, ты красавчик! Вот за это тебе мое большое человеческое спасибо!..
Ничего не отвечая и приняв крайне мужественный и равнодушный вид, Князев-младший занялся чисткой химкостюма.
На сердце у него было тепло-тепло…
* * *
Расстегнув на широкой, обтянутой тельником груди серо-голубую камуфляжную куртку, Батя развалился в своем старом, скрипучем кресле. Рядом с ним за небольшим столиком устроился на табурете майор Балагуров.
Балагур был всецело погружен в изучение промасленных деталей автомата, разложенных на чистой холстинке. Ткань была постелена на изящном столике, настоящем антикварном чуде на резных ножках. Это полированное и инкрустированное перламутром произведение искусства, осколок исчезнувшей без следа прошлой мирной жизни, он притащил когда-то другу в качестве подарка на пятидесятилетие. А сейчас уже впору было думать о новом юбилее…
Их многое связывало. Двадцать пять лет назад Балагуров был сержантом того же ОМОНа, что и его бессменный командир.
— Ну и в чем там, Серый, заковыка? — лениво спросил Батя, судя по всему, даже не рассчитывая на скорый ответ.
Торопиться обоим было некуда — оба были закоренелыми холостяками. В той жизни не обзавелись семьями — все считали, что еще молоды, что все еще впереди, а в этой вдруг оказалось слишком поздно. Да и куда уж на старости-то лет?