кие голубые-голубые глаза, как у американцев, так чтобы, посмотрев на меня, все говорили: «Вау!» Асафетида В моем магазине каждый день имеет свой цвет и запах. И если вы умеете слышать - свою мелодию, И в пятницу, когда отдых так близко, - это гул, как у заведенной машины. Гудение и вибрация, готовые умчать тебя по той дальней неоновой автостраде в открытое взорам пространство, окрашенное цветом индиго. Весь день ты глубоко вбираешь легкими воздух, потому что, кто знает, когда еще ты сможешь так вот вздохнуть. После того как осознаешь, что это мираж. Так что, наверное, неслучайно именно в пятницу вечером в магазин зашел Одинокий Американец. Полная луна уже всплыла над плечом женщины на рекламном щите у шоссе: она в черном вечернем платье поднимает бокал с виски «Шивас». Фары приближающихся автомобилей высвечивают хрустальные блестки на ее платье, и они искрятся, как предвкушение. В ее глазах поволока, ее губы как гранат. Меня это ранит. И когда я прислушиваюсь, звук набирающей скорость машины уныл, как ветер в бамбуке на острове. Я было начала говорить, что уже закрыто, но вдруг посмотрела на него - и не смогла отказать. Не то чтобы я никогда не видела американцев. Они все время приходят: это личности, похожие на профессоров, в твидовых костюмах, протертых на локтях, или профессорш в длинных юбках строгих землистых цветов; это приверженцы культа Харе Кришна в измятых белых куртас [56] с бритыми головами; нагруженные рюкзаками студенты в давно не стиранных джинсах; последние оставшиеся в природе хиппи с грязными прилизанными патлами и в фенечках. Они приходят за свежими семенами кориандра, конечно, экологически чистого, им нужно беспримесное топленое масло ги для некармической диеты, они берут вчерашние барфис [57] за полцены. Или, понижая голос, хрипло вопрошают: «Эй, леди, есть гашиш?» Я даю им то, что они просят. И забываю о них. Иногда меня гложет любопытство. Как, например, когда заходит Квеси. У него кожа темная, как вино, волосы - тугие завитки ночных облаков. У него бесшумная поступь воина, от его тела всегда исходит бесстрашие и грациозная сила, так что меня мучает желание спросить, что он для этого делает. И откуда этот шрам, молнией прорезающий его лоб, и эта выпуклость от сломанного и выправленного сустава на его левой руке. Но нет. Это не дозволяется. - Помни, зачем ты здесь, - говорила Мудрейшая, - Чтобы помогать людям своей расы, им и только им. Другие пусть себе идут своим путем. Поэтому я позволяю шумной суете магазина заглушить биение сердца этого человека, хранящего свою историю. - Я не подпускаю близко к себе его желания, которые окрашены просто, словно поляны детства. Я завешиваю и упаковываю то, что он купил: порошок горбанзо