Она прикрыла глаза.
— Я знаю о ваших проблемах с налогами.
Чарлин осталась неподвижной.
— Сегодня утром вы звонили в контору, где работает мистер Сайкс.
Она не отпускала руку, но ей показалось, что Майк попытался отстраниться.
— Миссис Суэйн?
— Не здесь, — сказала Чарлин, уронив руку и поднимаясь с кровати. — Не перед моим мужем.
Обитатели заведений для престарелых всегда дома и всегда рады гостям. На звонок Грейс ответила бойкая женщина:
— Дом социальной поддержки «Звездный свет».
— Можно узнать ваши часы посещений?
— У нас их нет! — радостно воскликнула собеседница.
— Как это?
— У нас нет специальных часов. Вы можете навещать нас двадцать четыре часа семь дней в неделю.
— Мне хотелось бы пообщаться с мистером Робертом Доддом.
— С Бобби? Давайте я соединю вас с его комнатой… Ой, нет, подождите, сейчас восемь, он на гимнастике. Бобби поддерживает себя в форме.
— А как можно договориться о посещении?
— Да зачем, просто приезжайте!
Дорога займет меньше двух часов. Проще съездить, чем пытаться объясниться по телефону, особенно если учесть, что Грейс понятия не имеет, о чем спрашивать отца погибшего журналиста. С пожилыми вообще лучше общаться лично.
— Не подскажете, утром он будет у себя?
— Конечно. Бобби уже два года не садится за руль. Он будет на месте.
— Спасибо.
— Вам спасибо за звонок.
За завтраком Макс запустил руку в недра пачки хлопьев «Кэп-н-кранч». Зрелище — ее ребенок пытается достать игрушку — заставило Грейс замолчать. Это было настолько привычно… Дети все чувствуют, но иногда они проявляют удивительное — и очень полезное — безразличие. Сейчас Грейс была за это благодарна.
— Ты уже достал игрушку, — сказала она.
Макс остановился:
— Достал?
— Сколько пачек, столько паршивых призов…
— Что?
В детстве Грейс сама с азартом искала в хлопьях эти дешевенькие игрушки. Причем в хлопьях этой же марки.
Нарезав банан, она смешала его с сухими хлопьями. Грейс всегда старалась схитрить, добавляя побольше банана и поменьше «Кэп-н-кранч». Одно время она сыпала «Чириос» — там меньше сахара, но Макс быстро раскусил это дело.
— Эмма! Вставай сейчас же!
Недовольное мычание. Дочь еще слишком мала, чтобы разыгрывать по утрам спектакль «то болит, сё болит». Грейс, помнится, начала выдумывать причины, чтобы не вставать, в старших, ну, может быть, средних классах, но не в восемь лет. Как давно нет ее родителей… Однако дети ее порой выкидывают такие штуки, что Грейс сразу вспоминаются отец и мать. Эмма надувала губы так похоже на то, как это делала ее бабка, которую она не знала, что Грейс иногда замирала на месте. А улыбка Макса была копией улыбки ее отца. Гены явственно проявились во внуках, и Грейс не могла определить, трогает это ее или отзывается в ней незабываемой болью.