. И сейчас, думая об
этом своем детском капризе, солнечной радости и грозовом кошмаре всей ее жизни, она играла так, как, наверное, никогда не играла ни до, ни после этого дня. Просто сейчас она понимала о
чем играет и
что в эти минуты передает миру с помощью старинного рояля. Звуки лились несмолкаемым потоком: сталкивались где-то под потолком, отражались от старых безликих стен, с легким звоном отлетали от оконного стекла, наполняя эту комнату жизнью и тоской юного сердца. Когда выплеснулось все, что накопилось в душе, Нарцисса посмотрела на свои руки, словно не веря, что это была ее музыка, мелодия ее жизни. В наступившей тишине резко прозвучали негромкие аплодисменты. Девушка обернулась. В дверях, прислонившись спиной к косяку, стоял Ремус Люпин.
— Я никогда не слышал ничего подобного, — тихо проговорил он, входя в комнату.
Нарцисса улыбнулась и встала из-за рояля. Комнату тут же наполнила грустная мелодия. Словно древний инструмент плакал о расставании с девушкой, а может, просто ему стало жаль израненное юное сердце.
Девушка подошла к нижнему ряду для слушателей и опустилась на мягкий пуфик. Ремус воспринял это как приглашение и, подойдя, присел на соседний. Нарцисса смотрела в пол и молчала, поэтому Люпин рискнул нарушить тишину первым.
Девушка неопределенно пожала плечами и вместо ответа спросила:
Имени никто не произнес, но Люпин понял, о ком была эта мелодия, и о ком может спрашивать Нарцисса.
— Нормально. Делает вид, что веселится.
— Почему делает вид? — Нарцисса подняла взгляд на Люпина. — У него что-то случилось?
Люпин поежился под пристальным взглядом ясных серых глаз. Юные девушки так не смотрят. Во взгляде была мудрость веков или тяжесть принятого решения. А может и то, и другое.
— Он ушел из дома, — с трудом выдавил Люпин.
— Я знала, что так будет. Не оставляй его одного, пожалуйста. Он — существо коллективное, — Нарцисса усмехнулась. — Без вас он пропадет.
— Нарцисса, — начал Люпин, но девушка внезапно перебила его.
— Почему Эванс так меня ненавидит?
— С чего ты это взяла? — заюлил парень.
— Она сделала все, чтобы я не смогла поговорить с Сириусом.
— Понимаешь, — тщательно подбирая слова, начал юноша, — Лили вообще-то очень добрая, и никого не хотела обижать, просто… Она не хочет причинять Сириусу боль.
— Да кто она такая, чтобы решать, что лучше для Сириуса! Только я это знаю, — выпалила Нарцисса. — Ведь ты бы не стал расстраивать нашу встречу?
— Не стал бы.
На лице Нарциссы отчего-то появилось облегчение. Может, от сознания того, что хоть кто-то ее понимает, но…