Колин проделал очередную дырку в ее белье. Мерседес вскрикнула, видя, как лиф повис клочьями. Чтобы хоть как-то прикрыться, она пыталась стянуть тонкую ткань руками. В горле у нее пересохло, и она не могла произнести ни слова. Она лишь молча смотрела на него.
- Я думаю, что вы благополучно возвратились в Уэйборн-Парк, - сказал он. - Дырка была у вас на подоле платья, а не на накидке.
- Но ведь вы отрезали застежку - помните? Когда я пришла в первый раз. - Ей было больно говорить. Она не узнавала собственного голоса. - И злоумышленнику было совсем нетрудно стащить ее с меня.
- Не думаю. Вы рассказали мне, как вы убежали и спрятались. Неужели вы возвратились потом за плащом? Не боялись, что тот, кто напал на вас, подстерегает упорхнувшую добычу?
Мерседес не ответила.
- Судя по грязным пятнам на шее, можно предположить, что руки нападавшего были в грязи, однако там, где платье было порвано, никаких следов грязи не было. И если бы вы напоролись в темноте на острый сучок, дырка на юбке не была бы такой аккуратной. - Он немного помолчал. Мерседес, расскажите мне все как было.
Она поняла, что ничего не расскажет. Одна его рука лежала на ее плече. Кончиком ножа он подпирал ее подбородок.
- Ваш дядя замешан в этом? - спросил Колин. Она молча, с ужасом смотрела на него. - Он просил вас прийти сюда этой ночью?
Умоляющим голосом она прошептала:
- Пожалуйста, отпустите меня...
- Он принуждал вас?
- Нет!
В этом она не могла ему признаться.
Колин прищурился.
- Вы говорили о каких-то последствиях: что случится, если граф будет убит... что-то там о том, что ляжет на вас...
Мерседес почувствовала, как от ее лица отхлынула кровь. Она не хотела думать об этом. Под подбородком она ощущала холодную сталь его ножа, и все ее мысли были сосредоточены только на этом. Ныли судорожно сжатые руки, а костяшки пальцев побелели от невероятного усилия удержать распадающийся лиф. И вдруг ее осенило, что все его хлопоты не имеют к ней лично никакого отношения. Он это делает лишь для того, чтобы заставить ее подчиниться;
- Скажите, что вы имели в виду? - спросил он.
Мерседес наконец поняла, что ей ничего не нужно ему рассказывать. И совсем не важно, увидит ли он ее наготу, потому что его возбуждение здесь ни при чем. И это ее постепенное раздевание по одной ленточке - всего лишь уловка, чтобы вывести ее из равновесия. Он не сможет опозорить ее, если ей самой нечего стыдиться.
До нее вдруг дошло, что руки ее совершенно свободны: они не связаны, и никто их не держит. Она сама связала себе руки. И чтобы освободить их, нужно всего лишь забыть на миг о своей скромности. Она глянула на нож Колина и сделала простой выбор.