Моя мать вдруг вспомнила, что забыла дать кухарке какое-то важное указание, и оставила нас с отцом вдвоем.
— Доктор Кромби, — сообщил я отцу, — говорит, что это может привести к раку.
— Раку! — воскликнул отец. — Ты уверен, что он не сказал «к безумию»? (Тогда о безумии говорилось много: потеря жизненной силы ведет к ослаблению нервной системы, последнее — к меланхолии, а уж от меланхолии до безумия один шаг. По каким-то причинам утверждалось, что все эти симптомы проявляются до женитьбы, но не после).
— Он сказал, к раку. Неизлечимой болезни.
— Странно! — пожал плечами отец. Он заверил меня, что я могу спокойно играть в железную дорогу, и на несколько лет теория доктора Кромби забылась. Не думаю, что отец обмолвился об этом кому-нибудь, разве что матери, да и то в шутку. В период превращения юноши в мужчину рак мог напугать не хуже безумия, ведь родители в большинстве своем предпочитали не говорить детям правду. Сами-то они давно перестали верить во все эти басни, но по привычке продолжали их рассказывать, а вот доктор Кромби искренне верил в то, что говорил, но выяснилось это только несколько лет спустя.
К тому времени я как раз закончил школу, но еще не приступил к занятиям в университете. Голова у доктора Кромби совсем поседела, однако усы по-прежнему были русыми. Мы стали близкими друзьями, потому что оба любили наблюдать за проходящими поездами, так что иногда, в теплый летний день, брали корзинку с ланчем и усаживались на зеленом склоне холма, где стоял замок Бэнкстед и откуда открывался прекрасный вид на железную дорогу и канал, по которому лошади тянули к Бирмингему выкрашенные в яркие цвета баржи. Мы пили имбирный эль[1] из больших бутылок, ели сэндвичи с ветчиной, а доктор Кромби еще изучал «Брэдшоу»[2]. И когда я хочу подобрать иллюстрацию к слову «невинность», то вспоминаю те послеполуденные часы.
Однако тихий покой того дня, о котором я сейчас поведу речь, был нарушен. Мимо нас медленно катил длиннющий состав из открытых вагонов с углем. Я насчитал шестьдесят три, что тянуло на рекорд, но когда я попросил доктора Кромби подтвердить правильность полученного результата, выяснилось, что он вагоны не считал.
— Что-то случилось? — спросил я.
— Директор школы попросил меня подать заявление об уходе. — Доктор Кромби снял очки в золотой оправе и начал протирать стекла.
— Святой боже! Почему?
— Это тайна, такая же, как врачебная, дорогой мой мальчик, то есть улица с односторонним движением: рассказать обо всем имеет право только пациент — не доктор.
Неделей позже я узнал, что произошло, разумеется, в общих чертах. История передавалась от родителя к родителю, потому что случившееся касалось не только детей, но всех без исключения. Возможно, многие даже не на шутку перепугались... а вдруг доктор Кромби действительно прав? Невероятная мысль!