Они пришли брать его в портовый док, четверо, в длинных кожаных пальто. Их шляпы были сдвинуты на лицо, как у детективов в кинофильмах. Как только они засунули его в темно-зеленый полицейский «мерседес», все четверо начали бесстрастно и страшно бить его. Для них это было самым обычным делом.
Конечно, его били не в первый раз. Это был обычный способ ареста, практиковавшийся гамбургской полицией, так что он не впервые испытывал подобный erste Abreibung[44]. Здоровенные полицейские, патрулировавшие район «красных фонарей» Реепербан, уже пару раз опробовали на нем свои фирменные приемчики, когда забирали его в участок за то, что он напился и буянил, получив очередную зарплату.
Но то, что случилось с ним затем в Нойенгамме, было совсем иным. Это были одетые в одно черное охранники со своими черными немецкими овчарками, которые по команде хозяев откусывали заключенным яйца; избиения кнутами, сделанными из бычьих хвостов; сержант Лохмейер, одноногий ветеран Мюнхенского путча 1923 года, который заставлял заключенных открывать рты, чтобы он мог мочиться туда, когда был пьян, — а пьян он был большую часть времени. Как мог Шульце объяснить фон Доденбургу все это?
— Продолжай, Шульце — предложил фон Доденбург. — Что случилось?
— Двое ублюдков прижали меня к радиатору и держали, когда он раскалился. Пятьдесят градусов. Жаль, что нет этих уродов, когда у меня под руками есть хороший автомат с патронами.
— Но разве ты не сообщил об этом? Ведь пытки незаконны. Бедняга! Подобные вещи не могут происходить в Третьем рейхе!
Шульце цинично посмотрел в искренние глаза молодого офицера.
— Вы не знаете и половины всего, господин офицер, — сказал он. — Я мог бы рассказать вам много интересного о нашем хорошо организованном, великом немецком государстве… — Внезапно он оборвал фразу и пожал плечами. — Но никто мне не поверил бы. Все просто заявили бы, что этого никогда не могло быть.
Фон Доденбург знал, что он ступает по тонкому льду, но ему не давало покоя ощущение несправедливости.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что тебе никто не поверил бы? Конечно, тебе поверят, если ты говоришь правду! Кто изуродовал тебе спину, Шульце?
В крупном, добродушном гамбуржце что-то изменилось. Он наклонился вперед.
— Я скажу вам, господин офицер, кто это сделал. Большой, жирный извращенный ублюдок, который называл себя «старым бойцом»[45], обладателем «Ордена крови»[46], и который был способен возбудиться, лишь когда лупил какого-нибудь заключенного!
— Но к каким войскам он относился? — продолжал настаивать фон Доденбург.