— А откуда ты знаешь немецкий язык? — не успокаивалась девушка.
— Соседка в доме, там, в Саратове, была преподавательницей немецкого языка. Она говорила: «Не допущу, чтобы школьники, живущие рядом со мной, не знали в совершенстве немецкого языка». Теперь вот всю жизнь ей благодарен. А английский в школе учил.
Ира посмотрела на Ломова и подумала, что там, на «большой земле», она ещё не знала его как следует.
— Где же лучше: в госпитале или у нас в роте? — спросил Ломов девушку после короткого молчания.
— Конечно, в разведке. Я с радостью перешла вчера, как только комбриг разрешил мне заменить раненую Евстолию.
— Матросы взвода обижаются, что ты ещё не заходила к нам в землянку.
— А ты?
— За матросов и я в обиде.
— Есть, товарищ лейтенант, сегодня же приду после обеда и сделаю саносмотр, — отрапортовала Ира.
— Какой официальный тон, — Ломов серьёзно посмотрел на Иру, и они рассмеялись.
— Знаешь, никак не могу привыкнуть называть тебя «товарищ лейтенант». Можно, когда никого не будет, я буду по-старому — «Сережа»?
Ломов кивнул и, подумав, сказал:
— Лучше бы ты осталась в госпитале и всегда называла меня по имени, а в роте… Нет, пусть будет так, как есть.
— Даже в разведку будем ходить вместе, — мечтательно сказала Ира.
Ломов и не заметил, как они подошли к землянке девушек медсанроты. Он остановился и сказал:
— А как мне хочется, чтобы скорее окончилась эта война! Сколько бы солдат и матросов вернулось домой! Сколько бы слёз радости было выплакано!… Я часто думаю об этом, — он провёл ладонью по лбу, прищурил глаза, что-то припоминая, и тихо начал читать стихи:
Где-нибудь во мгле чужого края,
На границе чьей-нибудь страны
Девушка, от пыли вся седая,
Документы наши проверяя,
Скажет нам: «Конец, конец войны!»
— Понимаешь, Ирочка, вернёмся навсегда домой, войдём уже не в класс, а в аудиторию, будем слушать лекции, потом часами сидеть в библиотеке… Эх, если бы не война, был бы я на третьем курсе университета.
— Ты на каком факультете хотел учиться?
— На филологическом. И ты знаешь, Ирочка, за эти три года моё желание нисколько не изменилось. Я даже, кажется, больше стал разбираться в литературе. Бывало, прочитаешь стихотворение или рассказ — и подумаешь только: «Хорошо написано!» или «Так, ничего интересного». А сейчас нет. Хочется вдуматься в каждую строчку, за что-то похвалить автора, за другое поругать, поспорить с ним… Размечтался я. Несколько строк всколыхнули всего. Да и как иначе, когда такие слова…
Ломов замолчал, а Ире хотелось, чтобы он продолжал говорить, чтобы он сказал, какими они будут друзьями после войны. Вдруг она улыбнулась уголками губ и, попросив Сергея подождать, скрылась за дверью землянки.